Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

Первые дни человечки только спали и сосали грудь матери — и я забыла об их существовании. Я садилась на подоконник в Большой комнате и заглядывала в спичечный коробок с глазом динозавра, с недавних пор в этом коробке жила еще и божья коровка. В октябре этот жучок должен был забраться под кору дерева или зарыться в опавшие листья и переждать там зиму. Но мне показалось, что со мной божьей коровке будет удобнее — я сняла ее с травы и унесла домой. Я сыпала для нее на подоконник сахар, так как не знала, что она хищница и сладким не питается. Сахар всегда оставался нетронутым, и в конце каждого дня мне приходилось съедать его лично, чтобы бабуля не ворчала, что я развожу тараканов на подоконнике. Бабуля не понимала, что тараканы — не жуки, и разводить их мне неинтересно.

Божья коровка все меньше ползала, а через некоторое время черные горошины на ее надкрыльях потускнели. Однажды, придя из детского сада, я обнаружила, что жук не двигается совсем. Я испугалась и, не отпросившись и не надев шерстяную кофту, побежала со спичечным коробком во двор. Ходить на улицу в кофте — этого требовала мать, но кофта кололась, и выносить это было выше моих сил. Легче претерпеть шлепок от матери.

Во дворе я достала жука из спичечного коробка и положила на траву. Божья коровка никуда не поползла. Я поняла, что убила ее. Это меня потрясло. Я села в траву. Во дворе было тихо. Песочница пустовала — лепить куличи из сырого песка и прыгать с жирафа было уже холодно. На скамейках возле подъездов сидели старухи — они сидели здесь всегда, со времен сотворения мира. Поэтому на них, как на объекты ландшафта, я не обращала внимания. Я сняла с листика травы мертвую божью коровку, сжала ее в ладони и ушла в свое измерение. Но и там, среди белых камней у быстрой реки, она была мертвой. Я похоронила ее у большого валуна, похожего на лунный камень, в своем измерении и вернулась обратно.

Из третьего подъезда вышла в тапочках Ленка Сиротина — ее заставили вынести мусор. Увидев меня, она подошла, поставила мусорное ведро рядом с мной и спросила:

— А твои сестры — они какие?

Тут только я вспомнила, что у меня есть сестры. Но мне нечего было сказать про них Ленке, и я пожала плечами.

— Ты не знаешь, какие они? — удивилась она. — Ты что, дурочка?

— Иди выбрасывай свой мусор, — ответила я и ушла домой.

Мать жаловалась, что устает, часто ложилась на тахту и засыпала. Я подходила к ней и смотрела на ее лицо и волосы цвета солнца. Любит ли она меня? Ведь теперь у нее есть настоящие человечки, зачем ей существо неизвестной породы? Я дотрагивалась до ее лица — в эти моменты она тихонько стонала. Наверное, мать действительно уставала — во сне ее тело становилось горячим, и на нем появлялись темные пятна. Казалось, эти пятна, как черные дыры, поглощают свет — от этого они так темны и горячи.

А через неделю у матери пропало грудное молоко. Она лежала с градусником и пила теплый чай, который бабуля Мартуля приносила ей каждые два часа. Я давно знала, что тело матери стало горячей, чем раньше. Но любые изменения в ней я принимала как должное: раз температура ее тела поднимается, значит, так и должно быть. А сама мать, оказывается, не подозревала, что стала намного горячей, чем всегда, пока не выяснила это с помощью градусника. Из-за этого она расстраивалась и пила теплый чай.

Бабуля кормила жадных младенцев смесями, от которых у них пучило животы. Человечки кричали по ночам, как злобные гномы. Мать лежала под теплым одеялом, глотала аспирин и говорила, что простыла на даче.

Мы действительно ездили на дачу — убивать суслика, который портил капусту. Пока отец ведрами заливал воду в нору суслика, соседка по даче старуха Роза ждала зверька у другого выхода из норы с лопатой. Бабуля Мартуля стояла за спиной Розы. От страха у бабули дрожали руки. Но она считала своим долгом проследить, чтобы угроза капусте была ликвидирована. Суслик выскочил из норы неожиданно и встал столбиком, издав легкий свист. Бабуля с истошным криком бросилась прочь, а Роза точным движением рассекла суслика лопатой на две половинки.

Потом бабуля угощала всех чаем со смородиновыми листьями. Все хвалили чай и подшучивали над ней:

— Смотри, вон еще один суслик сидит!

— Ой! — вздрагивала бабуля и порывалась бежать.

День был прохладный и ветреный. Мать сидела на ветру в ситцевом платье. Вот тогда и простыла — так думала мать. Но она забыла, что эта поездка на дачу состоялась вечность назад, в августе, когда карликовые гомункулы еще не появились на свет. Почему мать путается в реальности? Неужели она научилась путешествовать по измерениям?