Жуков. Портрет на фоне эпохи

2 мая 1945 года, в 15 часов, бои в Берлине прекратились. Рейхсканцелярия стала последним зданием, взятым штурмом войсками 1-го Белорусского фронта. Жуков направился туда, как только стихла стрельба. Ему доложили, что в бункере только что обнаружили трупы шестерых детей Геббельса. Маршал не захотел спуститься проверить. Но где же труп Гитлера? Допрос пленных ничего не дал. Тем не менее удалось захватить ценную добычу: Ганса Фрича, руководителя службы радиовещания рейха. В присутствии маршала он во всех подробностях рассказал о последних часах жизни Гитлера. Но, в отсутствие трупа фюрера, во время международной пресс-конференции, состоявшейся 7 июня, Жуков выразил сомнения в его смерти; его слова облетели весь мир: «Труп его мы не нашли. Поэтому сказать что-либо утвердительное я не могу. Он мог в самый последний момент улететь на самолете»[714]. В своих «Воспоминаниях» он пишет, что «несколько позже в результате проведенных расследований, опросов личного медицинского персонала Гитлера и т. д. к нам стали поступать дополнительные, более определенные сведения, подтверждающие самоубийство Гитлера. Я убежден, что для сомнений в самоубийстве Гитлера оснований нет»[715]. Но это не так. Ни в 1945 году, ни позже Жуков не получал об этом никаких точных сведений и только повторял версию о возможном бегстве Гитлера, намеренно распространявшуюся Сталиным. В 1965 году Елена Ржевская, бывшая военная переводчица, служившая на 1-м Белорусском фронте, опубликовала в одном советском издании свои воспоминания об обнаружении в мае 1945 года обугленных трупов Гитлера и Евы Браун. Жуков прочитал статью и, шокированный своей собственной неосведомленностью, попросил Ржевскую встретиться с ним. Встреча состоялась 2 ноября 1965 года на его даче. Ржевская сообщила ему, что вся информация о трупе Гитлера должна держаться в полном секрете и передаваться напрямую Сталину и только ему. Она описывает изумление Георгия Константиновича.

«Не может быть, чтобы Сталин знал,  – решительно отверг Жуков.  – Я был очень близок со Сталиным. Он меня спрашивал: „где же Гитлер?“

 –  Спрашивал? Когда?

 –  В июле [1945], числа девятого или одиннадцатого.

 –  К этому времени Сталин уже давно все знал, провел проверку и удостоверился.

 –  Но ведь он меня спрашивал: где же Гитлер?

 –  Очевидно, не хотел дать понять, что знает.

 –  Зачем?

[…]

Жуков:

 –  И Серов [уполномоченный НКВД в советской зоне оккупации] ведь находился там, в Берлине. Он и сейчас живет со мной в одном доме на Грановского. Я его спрашивал. Он не знает.

И генерал Серов знал, если не тогда же, то несколько позже»[716]…

На следующий день после окончания боев, 3 мая, маршал посетил развалины Рейхстага. Он поставил свою подпись на одной из колонн здания, точно так же, как это сделали вчера и будут делать позднее сотни советских солдат и офицеров. Бойцы узнали его, окружили, засыпали вопросами: «спрашивали, когда можно будет вернуться домой, останутся ли войска для оккупации Германии, будем ли воевать с Японией?». Можно усомниться в том, что маршал дал точные ответы.

7 мая Сталин позвонил Жукову и объявил ему, что в Реймсе подписан акт о безоговорочной капитуляции немецких войск, но он считает это неправильным. «Главную тяжесть войны,  – продолжал он,  – на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск». Сталин сообщил ему, что подписание второго, «окончательного» акта о капитуляции состоится в Берлине на следующий день, и добавил: «Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь вы. Завтра же к вам прибудет Вышинский. После подписания акта он останется в Берлине в качестве помощника Главноначальствующего по политической части. Главноначальствующим в советской зоне оккупации Германии назначаетесь вы; одновременно будете и Главнокомандующим советскими оккупационными войсками в Германии»[717].