Жуков. Портрет на фоне эпохи

Данные высказывания Жукова были слишком еретическими, чтобы не вызвать реакции правителей страны. 7 июня 1963 года Президиум – Хрущев, Брежнев, Косыгин, Суслов, Устинов – решил вызвать маршала и пригрозить ему исключением из партии и арестом[890]. В разговоре с Брежневым Жуков не стал отказываться от своих слов, кроме слов о воспоминаниях немецких генералов. Он повторил допрашивавшим его, что, как коммунист, принял решение Октябрьского пленума 1957 года, но не согласен с тем, что его называют авантюристом. «Эта неправдивая оценка до сих пор лежит тяжелым камнем у меня на сердце»,  – возмущался он. Когда ему напомнили слова, сказанные им о Малиновском, он подтвердил их и добавил, что как человека Малиновского не уважает, что это его личное дело и что никто не может ему запретить иметь собственное мнение. Затем, чтобы избежать всякого рода провокаций, напомнил присутствующим некоторые факты из биографии Малиновского. А затем он вновь заявил о готовности вернуться на службу: «Вот я пять-шесть лет по существу ничего не делаю, но ведь я еще работоспособный человек. Я физически, слава богу, чувствую себя хорошо и умственно до сих пор чувствую, что я еще не рехнулся, и память у меня хорошая, навыки и знания хорошие, меня можно было бы использовать. Используйте. Я готов за Родину служить на любом посту»[891]. На это члены Президиума ответили, что вопрос его возвращения на службу будет зависеть от его дальнейшего поведения. И разошлись, не приняв в отношении маршала никаких санкций.

Жукову пришлось сражаться и на другом фронте. В начале 1964 года некоторые его бывшие боевые товарищи, руководствуясь собственной неприязнью и подзуживаемые Хрущевым, стали нападать на него в своих статьях и мемуарах. 11 февраля Захаров опубликовал в «Красной звезде» статью «Канны на Днепре», посвященную двадцатилетию Корсунь-Шевченковской операции. В ней он утверждал, что Жуков был не способен координировать действия двух проводивших ее фронтов и за это был отозван в Москву, что является ложью. Через несколько месяцев огонь по маршалу откроют в своих мемуарах Батов, а затем Чуйков. Последний особенно резко критиковал действия Жукова на Одере в феврале 1945 года. Вскоре после этого он вернулся к этой теме на страницах журнала «Новая и новейшая история». Жуков сразу же решил написать статью-опровержение в «Военно-исторический журнал» – самое значительное советское издание, специализирующееся на вопросах военной истории. Главный редактор Павленко заявил о своей готовности опубликовать текст, но, из-за его взрывного содержания, обратился в идеологический отдел ЦК за разрешением на публикацию. Там отказались вынести вопрос на обсуждение секретариата и посоветовали искать другие способы. Павленко обратился к генерал-полковнику Калашнику из ГлавПУРа, который ответил четко и ясно: «Уже заканчивается издание шеститомной истории Великой Отечественной войны, и обходятся без Жукова. И ваш журнал тем более обойдется без него»[892]. Павленко не сдался и обратился к начальнику Генерального штаба Захарову. «Вы главный редактор, у вас есть редколлегия – вот и решайте – заказывать статью или не заказывать». Наконец Павленко решился и попросил Георгия Константиновича написать статью, опровергающую утверждения Чуйкова и доказывающую невозможность взять Берлин в феврале 1945 года. Цензура «Военноисторического журнала» остановила верстку и проинформировала ЦК.

Но у ЦК в тот момент нашлись другие, более важные для него дела: 14 октября 1964 года, на другом Октябрьском пленуме, Хрущев был снят со всех постов и отправлен на пенсию. Новым первым секретарем стал руководитель заговора против него, Леонид Брежнев. Жукову было 68 лет. Он не питал никаких надежд на изменение отношения к нему со стороны Брежнева, помогавшего семь лет назад Хрущеву свалить его. Однако с этого момента его борьба за реабилитацию, за признание его роли в истории Великой Отечественной пойдет в более благоприятных условиях.

Мемуары, ставшие делом государственной важности