Журавль в небе

— Ну и не надо. — Врачиха допила свой чай, отодвинула чашку и принялась выбираться из-за стола. — Давайте-ка я вас посмотрю, а? Просто так, на всякий случай. И вообще мне интересно.

Интересно ей! Вот бестолковая! И так всем уже понятно, что Тамара совершенно здорова, и нечего портить семейный праздник, у нее так давно не было настоящего семейного праздника! Но сопротивляться было лень, да еще и девочки с Ленкой приняли врачихину сторону, и Тамара послушно поплелась в свою комнату, конвоируемая всеми участниками семейного праздника. Врачиха довольно долго выстукивала и выслушивала ее, мяла живот, мерила давление, заглядывала в горло, а потом почему-то спросила:

— Вас не тошнит? Нет? А в сон не клонит? А чего-нибудь хочется? Ну, вы говорили, что чего-то хочется, а чего — не знаете…

— Знаю, — сказала Тамара, брезгливо принюхиваясь. Ее постель пахла больницей. — Перестирать мне все хочется, вот что. Все-все-все. В хорошем порошочке. В горячей водичке. И высушить все на морозе! Ух, здорово будет.

— Ну, на морозе уже не получится, лето на носу. — Врачиха хмыкнула и вдруг захохотала так, будто классный анекдот услышала. Отсмеялась, вытерла ладонью глаза и строго сказала: — И со стирками вы погодите, успеется еще… А вообще если так дело пойдет, то скоро и больничный можно будет закрыть.

Тамара сразу даже не поняла, о чем она говорит… Ну да, она же болела — следовательно, ей давали больничный, потому что кто же позволит работнику отсутствовать просто так, без всяких оправдательных документов! Ведь она еще работник, наверное? Или нет? Вот странно: она, всю жизнь считавшая, что любит свою работу, знает ее и гордится ею, ни разу за все это снотворное время не вспомнила об этой своей работе. Может быть, она перед тем, как заболеть, успела уволиться? Кажется, нет… Невозможно ничего вспомнить. Надо у Ленки спросить.

— Наверное, вы уже по работе соскучились, да? — говорила врачиха, укладывая фонендоскоп в сумку. — Представляю, каково столько времени дома пролежать. Я, например, дня на три загриппую — и то места себе не нахожу. Даже во сне снится, как на вызов еду или прием веду…

Тамара слушала ее с острой завистью. Работа ей снится! Бывают же такие счастливые люди… Такие счастливые люди бывают только в таком щенячьем бестолковом возрасте. Кажется, когда Тамаре было столько же лет, сколько этой девочке, ей тоже без конца снилась работа. Ну да, тогда именно с работой были связаны все ее планы, мечты, неприятности, достижения — все, что казалось самым главным в жизни. А может быть, и не казалось. Может быть, и в самом деле было главным, только потом она почему-то об этом забыла.

Работа… Что ж, если ей придется возвращаться на работу — а возвращаться придется, как же без работы, в такое лихое время? — то до этого нужно сделать еще одно дело. И даже не дело, а так, пустяк. Сущую ерунду. Не забыть бы. А то ерунда — она и есть ерунда, но может оставить лазейку для всяких ненужных мыслей, для разных нежелательных воспоминаний, для странных снов, слишком похожих на жизнь — и этим жизнь отбирающих.

Когда уже все утихомирились, убрали со стола, перемыли посуду, посидели перед телевизором, заварили по третьему разу чай, когда Анна сказала, что сегодня, пожалуй, поедет к себе домой, а то и так уже две недели в собственной квартире не была, когда Ленка вызвалась ее довезти, потому что уже темнеет, а машина — вот она, прямо под окнами, — тогда Тамара и вспомнила о той сущей ерунде, о том пустяке, о том деле, которое обязательно надо сделать. Она позвала Ленку в свою комнату, у нее на глазах выдвинула верхний ящик тумбочки, нашла в нем коробку из-под скрепок, вытряхнула из нее на ладонь золотой крестик на золотой цепочке и золотое обручальное кольцо, подержала руку на весу, молча разглядывая горку золота, пожала плечами, а потом разомкнула замок цепочки, повесила на нее кольцо, ссыпала все это обратно в коробку из-под скрепок, небрежно закрыла ее и протянула подруге:

— Лен, отдай это Евгению… Павловичу, ладно? Я незнамо когда еще вернусь, а ты завтра же отдай, если тебе не трудно.

— Мне это не трудно, — зловеще сказала Ленка и сверкнула глазами с мрачным торжеством. — Вот именно это, Томочка, мне ни капельки не трудно. Если хочешь знать, мне твое поручение даже нравится. На словах что-нибудь передать?

— Не надо. — Тамара слабо улыбнулась. — Знаем мы твои слова. Ляпнешь что-нибудь, а потом красней за тебя.

— Когда это ты краснела? — Ленка хмыкнула, кинула коробку в сумку и обняла подругу. — Ладно, пока. Поправляйся скорей, а то вон какая — тонкая, звонкая и прозрачная… Аж завидно. Мне, что ли, на диету сесть? Представляю, как наши бабы обалдеют, когда ты на работу вот такая придешь!

— Да не приду я на работу такая, — искренне испугалась Тамара. — Я в таком виде людям показываться не могу! Я сначала попробую потолстеть хоть немножко.

Глава 7