Журавли покидают гнезда

Внезапно раскрылась дверь — и в сарай в сопровождении двух стариков с винтовками вошел Хагу. Играя плетью, он приблизился к сидящим парням, оглядел одного, другого, спросил:

— Кто-то меня, кажется, позвал. Кто же из вас?

Парни молчали. Подойдя к Чангеру, Хагу краем свернутого вдвое кнута приподнял его голову за подбородок.

— Что язык прикусил? — спросил он спокойно. — Испугался, что ли? Ты позвал, я — пришел. Ты, кажется, что-то посулил? Так отведи же душу.

— Сами знаете, не могу это сделать, — сказал Чангер, смело глядя на него. — Другие вас достанут. Не к спеху, подождете.

— Долги нужно платить сразу, — недобро сверкнув глазами, произнес Хагу. — Тем более что жить тебе осталось не так-то уж много.

— Нехорошо, конечно, должником оставаться, я понимаю. Но надеюсь, что за меня мои товарищи расплатятся, — ответил Чангер.

Плеть ожгла его спину.

Юсэк вздрогнул, будто удар пришелся по нему. Вскочив, он схватил Хагу за руку, в которой был зажат кнут.

— Вы — чудовище!.. — закричал он. — Я презираю себя, что спас кровопийцу!..

Старики набросились было на Юсэка, но Хагу остановил их, достав из кармана пистолет, он взвел курок, а к ногам Юсэка швырнул кнут.

— Ты не хотел, чтобы этого негодяя отстегал я, — сказал он, с трудом сдерживая гнев, — так это сделаешь ты. И если откажешься, ты умрешь раньше, чем он. Бери кнут. Ну — живо!

Юсэк перевел взгляд на Чангера, который, как и Хагу, не спускал с него глаз.

— Смелей, смелей, — торопил Хагу, — не то спущу курок. И конец всей твоей короткой жизни. Ну! — рявкнул он так пронзительно, что Юсэку показалось — он выстрелил.

— Я не сделаю этого, — Юсэк попятился.

Желая помочь Юсэку, Чангер обратился к Хагу:

— Скажите, если он отстегает меня — вы его отпустите?

— Замолчи, щенок! Мы уж это сами как-нибудь решим!

— Подумайте, зачем же ему колошматить своего товарища, если так или иначе самому придется лежать с ним в одной яме? — съязвил Чангер. — Смешно, не правда ли?

— Он не будет лежать с такой пакостью, как ты, — сказал Хагу, сплевывая.

— Все ясно — вы припасли ему особняк на том свете, — понимающе кивнул Чангер.

— Я немедленно отпущу его, если он тебя забьет до смерти! — заверил Хагу.

— Ну, тогда за дело, дружище! — крикнул Чангер, сбрасывая с себя гимнастерку и ложась на живот. — Давай, давай, Юсэк. Мне ведь все равно, как добираться до того света. А тебе случай подвернулся увидеть Эсуги. Бей, да так, чтобы я поскорей отошел.

— Замолчи, Чангер! — заорал Юсэк. — Ты знаешь, что я не сделаю этого! Не сделаю! — Он кинулся к Чангеру, стал поднимать его. — Встань, Чангер! Я прошу тебя. Пусть уж стреляет в нас обоих! — И, придерживая товарища, выпрямился. — Стреляйте! У вас-то, я знаю, не дрогнет рука. Стреляйте!

Хагу не выстрелил.

— Всему свое время, — медленно проговорил он.

* * *

Спешит, торопится окутать землю ночь. Сонно бормочут ключи. Кажется, и река Уссури замедлила бег, притихла. А в таежной избушке человеку не спится, мечется человек. Его покинули друзья, ушли навсегда. Не сможет он теперь вернуть себе хутор, не сумеет отомстить ненавистной сестре. Два старика и те распрощались, ушли. Рядом лишь женщина, Христина. Хагу знает — она тоже уйдет. Убить двух парней и остаться одному в этой тайге ему страшно.

Сбежали все, покинули разом. Эх, если бы этот парень, Юсэк, понял его, полюбил или даже пожалел, как когда-то, — не было бы так жутко, так пусто на сердце! Но этого никогда не будет. Остается одно: идти к атаману, кидаться ему в ноги… И все сначала: ненависть, убийства, страх…

Молчит безлюдная изба, скрипят жалобно под ногами половицы, дымит в лампе фитиль, но еще горит, вздрагивает слабый огонек.

* * *

…Дремлют в ночи леса и долины. Идет по лесной дороге человек. Маленькие, избитые в кровь ноги ступают по холодной земле. Присесть бы да отдохнуть, уснуть бы, как эти сосны, но это значит забыть о друге, который в опасности. Пусть дремлют леса и долины: у них нет тревог, нет любимых.

…Было еще темно, когда бежавшие от Хагу старики наткнулись на Эсуги. Она лежала на дороге и не могла говорить, только шевелила губами, пытаясь что-то произнести. Старики узнали ее и помогли перебраться с сырой дороги на обочину. С рассветом она пришла в себя, и они проводили ее до просеки, ведущей к избушке Хагу.

Она постучалась в дверь и тотчас же, не дожидаясь ответа, вошла в избу. Хагу вскочил с лежака, замер, в испуге вытаращив на нее глаза.

— Где Юсэк? — спросила Эсуги, оглядывая избу.

Хагу вдруг очнулся, дрожащими пальцами коснулся ее плеча и, чему-то обрадовавшись, бросился к двери, накинул крючок.

— Ты одна?.. Ты не привела ко мне Синдо? Нет? Конечно, нет. А я ведь помиловал их, не тронул… Ты садись, садись, устала небось. — Он взял ее под руку, провел к столу и, усаживая на табурет, продолжал бормотать: — Хорошо, что ты пришла: вместе теперь все и решим. — Он подробно рассказал о ночном покушении Юсэка.

Эсуги слушала его спокойно, но поняла одно — Юсэк жив!