Журавли. Рассказы

Правый берег Невонки как защитной стеной был укреплен высокими, плотно примкнувшими друг к другу елями. По левой стороне речки росли изнеженные, просвечиваемые солнцем сосны. Пока готовили ужин, Алексей и Михаил, воспользовавшись еще не иссякнувшим закатным светом, добрались до соснового бора. На опушке деревья были молодыми, да и вся делянка не заросла густым подлеском, местами лес был настолько чистым, что Алексей с удивлением отметил:

– Как в парке…

– Это как? Почему в парке? – заинтересовался Михаил.

– Ну, как в саду.

Михаил пожал плечами и развел руками, словно бы говоря, что не понимает сказанного.

– Миша, а ты в школе учился?

– В моем детстве школ у нас не было, Алексей Ильич. Сейчас только учитель появился, арифметике учит, азы и буки пишет. Но это для малышей, а мне, поди, работать надо.

Они шли бодро, под их ногами шуршала старая хвоя, аппетитно похрустывали не выхолощенные шишки.

– Вы посмотрите, Алексей Ильич, какое место сухое! Здесь никогда не бывает грязи. Нет в тайге места лучше соснового бора, он всегда чище, чем другие леса.

– Мне тоже здесь нравится, Миша.

– У вас на родине такие же леса?

– Такие тоже есть, но чаще встречаются дубовые рощи, липы, ясень. Я их здесь не видел.

– Наверное, климат для них не подходящий.

– Может быть и так.

Алексей и Михаил долго прогуливались вдоль устья Невонки. О чем вели неспешный разговор два молодых человека, вступившие каждый на свою жизненную дорогу? Куда приведут их эти разные дороги, они не знали. Но оба чувствовали свое предназначение и несли в сердцах смутное о нем предчувствие. Алексей Чириков, талантливый морской офицер, один из тех, кто составил славу и гордость русского флота, широко образованный и блестяще воспитанный, – казался безграмотному Мишке Беловодову недосягаемым, человеком из неведомого, даже нереального мира. Мишка же виделся Алексею Чирикову воплощением всего русского, настоящего, первозданного, по-деревенски искреннего и правдивого. Видимо, не зря их столкнула судьба…

Они заторопились к привалу. Темнота как огромный медведь подкрадывалась незаметно и неожиданно наваливалась на тайгу. В лесу она, правда, обманчиво долго не ощущалась. Но вдруг подул ветер, откуда-то примчались клочковатые непроницаемые туч и закрыли луну и не вызревшие звезды.

– Алексей Ильич, надо быстрее ужинать. Чего доброго, дождь пойдет.

Некоторые члены обоза энергично хлопотали у костра, другие в сторонке кормили лошадей, а самые доверенные и ответственные большими деревянными лопатами помешивали в котлах разваривавшуюся рыбу – щук, чебаков, хищного жереха. Мужики из местных, сибиряки, знавшие толк в настоящей ухе, принесли из тайги только им ведомые травки и корешки, придавшие ухе насыщенный, волнующе-незнакомый аромат.

– Похоже, ночь дождливая будет, – глядя в небо и крутя самокрутку, сказал Мишкин сосед.

И правду сказал: в мгновение ока с неба, как из дырявого ведра, хлынули толстые струи воды. Путешественники попрятались под лодками-дощаниками. Засверкали молнии, исполосовавшие небо, треснул по макушкам деревьев оглушительный гром. Метались в поисках укрытия люди, ржали лошади. Дождь стучал по крышам лодок, словно это и не дождь, а сотни мастеров-плотников дружно забивали гвозди. Молнии по светоотдаче, казалось, хотели сравняться с Солнцем, так ярко и навязчиво они сверкали, сливаясь в зигзаги, вонзались в самую сердцевину неба.

– Чего это разбушевалось? – глядя на неумолимую стихию, сказал Михаил. – Никак, это ты, дядя, накаркал…

– А в эту пору всегда бушует, – равнодушно пыхтя самокруткой, ответил сосед.

Всю ночь над Ангарой буйствовала гроза. Вслед за молнией на мятущуюся реку падали оглушительные, сотрясающие все вокруг раскаты грома. Лес, еще недавно горделивый и молчаливый, теперь не то чтобы шумел, но стонал, изгибаясь в плазменных сполохах. Деревья склонялись под яростными натисками ветра, и некоторые вековые великаны не выдерживали, падали с оглушительным треском, ломая под собой слабенький подлесок. Ветер, словно радуясь этим своим победам, намечал новые жертвы и снова наваливался на них, и снова лесные великаны не выдерживали его бесовского натиска. Гром, треск падающих стволов, вой ветра изматывал и людей, вселял страх. Чудилось, что весь мир наполняется апокалиптической лавой. Казалось, еще немного, еще одно мгновение, и шквал ветра, усиленный напором дождя, сдует лодки в бурлящее пекло воды и унесет на край света, откуда нет пути назад.