Журавли. Рассказы

Зато на обрывистых берегах все уже проснулось. Принимали небесные ванны и стройные молодые сосны, и толстые пожелтевшие лиственницы, и невысокие взлохмаченные ели. На редких полянках хороводили белоствольные березы, о чем-то перешептываясь с вызывающе ярко раскрашенными осинами. Изредка на вершинах сопок появлялся кедр и как хозяин властно и пристально оглядывал свои владения.

Доносило сложный запах хвои, прелой листвы и перезрелых ягод. Щебетанье птиц, сливавшееся с другими шумами леса, тоже не поддавалось спектральному анализу: пересвистывались рябчики, мяукали сойки, со взаимной модуляцией поскрипывали кедровки, стучал по дереву дятел, хлестко вылетали из кустов дикие голуби, в высоте кружил ястреб, издавая паническое надтреснутое шипение, видимо, желая попугать нежданных гостей.

И все это можно было назвать только одним словом – Благодать!

Митрич

За очередным поворотом уже не стало слышно страшного, притупляющего сознание шума Симахинского порога. Днем потеплело по-летнему, но вечер не заставил себя ждать. Явился вместе с лесной сыростью и сумраком. Тайга на берегу опять превратилась в высокую отвесную стену. В сплошной темноте остановились у зимовья, что стояло на высоком косогоре. Развели костер. Языки пламени просвечивали округу неглубоко, не дальше близких кустов смородины. Да, чернее таежной ночи ничего на свете не бывает. Черно и под ногами, и над головой, и справа, и слева, и вокруг. Такое встречается только осенью в Сибири.

Зная, что заметить его невозможно, филин безнаказанно наслаждался своим имитаторским даром. То хохотал по-человечьи, то мяукал, как кошка, или стонал как будто от невыносимой боли, неожиданно ему начинала подпевать разбуженная обманным светом костра кукушка, щедро отсчитывая путникам долгие-долгие годы жизни…

У огня всегда хорошо, чувствуешь себя защищенным в любую погоду, пламя придает силы, как будто сжигает усталость. Спать примостились в зимовье на полатях. Михаил, скромничая, попытался остаться у костра, но Алексей повелительно кивнул головой.

– Ты чего это придумал? Места в избе всем хватит…

– Спорить не буду! – засмеялся Михаил и расположился на ночлег у входа.

Топилось зимовье по-черному. Но отдохнули хорошо. Утром поели хлеба с луком, согрелись насыщенным травяным чаем. Алексей задумчиво посидел у очага, пошевеливая длинной палкой угли.

– Благодать, – сказал он, – и вставать не хочется.

– Не хочется – не вставайте, – в тон ему ответил Михаил.

– Да нет уж, сиди не сиди, а идти надо. Какой у нас на сегодня план?

– Сегодня дойдем до Тубы.

– Тубы? Может, ты ошибся? До трубы?

– Да нет, не ошибся, Туба – это название речки и деревни. В деревне заночуем, а там рукой подать до Качинской сопки.

– Ну что же, тогда за дело. Вперед.

В это время погода хороша только ранним утром, к обеду начинает портиться. Небо заволокло тучами. Они, как всклокоченные ведьмы, нависли над тайгой, задевая своими лохмотьями вершины невысоких сопок, и час от часу, как гневом, наливались чернотой. Снег, как будто рухнул с высоты, повалил неожиданно. Солнце в сражение с непогодой не ввязалось, ему по времени года уже не хватало сил обогреть землю, а тут еще завертелась снежная кутерьма. Первые снежинки были легки, припорошили землю тонким слоем. Но это только в первые мгновения, а затем снежный поток встал перед путниками сплошной непроницаемой стеной, и тяжело оказалось всем – и людям, и животным.

– Господи, – сказал Алексей, – откуда это взялось?

Мишка задрал голову.

– С небес, Алексей Ильич.

– Да я не об этом, вроде ничего не предвещало.

Они остановились. Только два цвета осталось в мире – черный и белый. Черные воды Илима и белые крылья метели. Пока разводили костер, Алексей и Михаил подошли к реке.

– Ты знаешь, Михаил, не чувствую никакой радости от первого снега. Настоящей радости, какую испытывал в детстве.

– Алексей Ильич, наверное, вы расстроены от того, что пришла зима, а мы еще не одолели и половину пути.

– Наверное, от того, Миша.

– Да все будет хорошо. Сейчас надо где-то спрятаться, до деревни еще далековато. Здесь рядом, на заимке, живет старый охотник. Хороший мужик, грамотный, умный. Может, заглянем к нему?

– Почему не заглянуть? Только скажи, крюк большой?

– Да нет, Алексей Ильич, версты три всего. Но там и банька есть, и квасок, и медок хмельной, и водочка, и поговорить с человеком интересно.

– А ты говорил с ним?

– Я для него мальчишка. Отец говорил, а я слушал.

– И что такого интересного ты слышал?

– Да я уж и запамятовал. Помню, шибко умные слова говорил старый охотник.

– Хорошо, чайку попьем, и в дорогу.

Три версты, оказалось, не соответствовали своему метрическому эталону. В тайге все по-другому. Дороги не было. Тропинку, что вела к заимке, Михаил так и не нашел. Пришлось выйти к речке и по ней идти вверх. А берега у таежных речек – не для походов. Сплошь и рядом непроходимые завалы и кочкарник. Бурелом мешал передвижению и отнимал последние силы, ноги увязали в мягкой подушке заснеженного мха. Часто отдыхали, усталость давала о себе знать. Потеряли много времени и сил, пересекая болото.