Журавли. Рассказы

– Ну, Михаил, твое «рядом» оказалось ой как далеко, – упрекнул Алексей.

Погода окончательно испортилась. Несмотря на то, что была середина дня, небо потемнело, дали помутнели. Путники не понимали, к чему готовиться – к ночи или к непогоде?

Михаил чувствовал себя виноватым, видя укоризненные взгляды спутников.

Но, слава Богу, под ноги соскользнула желанная тропа, она вела в чистый сосновый бор, от которого, казалось, исходил свет. Рубиново мерцал в неиссякнувшей красоте брусничный ковер. Михаил от радости воскликнул:

– Вот она! Сейчас будем на месте!

Наконец, добрались. К счастью, засветло.

Заимка деда Митрия располагалась на поляне, окруженной высокими лиственницами. Они были покрыты как пыльцой серебристо-золотой хвоей, которая от любого дуновения отрывалась от веток и, паря, осыпалась на землю. Вода в речке ластилась к еще теплым песчаным берегам и, виляя по каменистому перекату, певуче журчала, напоминая о примитивных, ладовых звуках древней музыки.

Путешественники застали Митрича на заимке. Издалека виден был голубой дым, трепещущим стволиком устремившийся в небо. Митрич сидел на гладко отесанном бревнышке около жарника. Жарник – постоянное место костра, обложенное камнями по кругу, с высоким таганом из березовых кольев, с рогульками наверху. Посередине висел медный чайник, закопченный до черноты. От жарника вели протоптанные дорожки к избушке, амбару, загону. Самая широкая тропа подводила к мостику, вилась змейкой по берегу и уходила в глубь тайги. Лесное жилище Митрича ничем не отличалось от других зимовий, что встречались в тайге, только это было постарше, лиственные его бревна уже потемнели от времени, как и еловые драницы на крыше.

Кроме поляны, плотно огороженной лиственницами, привлекала внимание избушка, в которой жил сам хозяин. Она стояла на обрывистом берегу, к ней сиротливо притулился небольшой амбар, в котором хранились охотничьи и рыболовные снасти. Рядом с амбаром – крытый загон для лошади. А на самом краю поляны, на крутом угоре, съежилась крошечная банька.

Избушка, в которой жил Митрич, была пять шагов в длину и четыре в ширину. Вход – с востока, с утренней солнечной стороны. Внутри находился очаг, выложенный из речных булыжников и обмазанный глиной. Два подслеповатых окошка, у левой и правой стенки. Потолок и пол составлен из толстых вытесанных плах, накапливающих тепло и сохранявших его даже в лютую стужу. У окошка стоял столик.

Здесь, в этой лесной глуши, которая показалась восхищенным путникам сказочным царством, чувствовалось умиротворение и спокойствие. И верилось, что во всем, оставшемся снаружи огромном мире такая же благодать, и нигде нет ни войн, ни предательств, ни горя.

– Здравствуйте, добрые люди! – радостно встретил незваных гостей Митрич. – А я вот жду-пожду, и никак не пойму, почему Мишаня повел вас другой дорогой.

– Митрич, я начало тропы не нашел… – потупился Михаил и покраснел, как нашкодивший ребенок. Ему было стыдно.

– Поглазастее надо быть, ведь у берега затеси сделаны.

Михаил промолчал, только развел руками.

– Ну, да что теперь говорить, – продолжил Митрич, – у меня все готово, и банька, и чаек. Поспешать надо, гроза идет.

И хотя все поспешали, однако стемнело, как всегда, быстро. Из баньки выходили в полной темноте. Не успел последний гость закрыть за собой дверь в зимовье, как туча, прежде далекая и неподвижная, неожиданно, как хищная птица, метнулась и распростерлась прямо над заимкой. Небесным кнутом раскатисто щелкнула огненная нить молнии, и лес вокруг поляны наполнился зловещим лилово-красным светом, завибрировавшим от беспощадного, оглушительного удара грома. Ярко на мгновение осветилась убогая обстановка деревенской избы. Тревожно и угрожающе по крыше избушки забарабанили тяжеловесные капли дождя. Через мгновенье небеса разверзлись неукротимыми потоками.

Расторопный Митрич уже приготовил ужин.

– Господи, да что же это такое? – удивлялся Алексей. – Вчера шел снег, а сегодня гроза с проливным дождем, будто начало лета…

– Да, событие редкое, – согласился Митрич. – Такое было, почитай, лет сто назад… Да, разозлили люди Господа… Может статься, снег через две недели пойдет, и морозец ударит – вот Илим и встанет… К чему тогда ваши лодки?

Михаил и солдаты на ночь устроились в баньке. В тепле усталость сказалась сразу, и тесную баньку вскоре огласил богатырский храп. Алексею приготовили постель в избушке. Нары застелили шкурой изюбря, под голову положили подушку, набитую свежим сеном. Однако моряку не спалось. Он вышел в сени, потом шагнул в темноту тайги. Ему почудился девичий смех и людские голоса.

– Митрич, что это? Неужели рядом деревенька стоит?

– Да нет… Это у ручья филин и сова дурачатся.

– Как это дурачатся? Я слышу голоса, как от людского сборища. А вот мужик стонет, будто с жизнью прощается.

– Такие чудеса здесь происходят часто.

Не успел Митрич договорить, как издалека раздался звериный рык, это изюбри запугивали друг друга, готовясь к смертельной схватке за жизнь.

Пронзительный вопль прорезал полнозвучную тишину ночи – там сова показала свой резкий голос.