Журавлиная ночь

— Но им через эти подсознательные радиовставки внушалось: обратитесь к святой истине веры! — продолжал Мерционов. — Вот и обращались! Так, что теперь — хорошо, если только виртуально, a потом yдалоcь изменить… Но и то, говорю же: куда в этом случае пошла энергия изменений? И потом — человек всё равно может интуитивно помнить своё виртуальное, оно как-то сопровождает, преследует его! И каково — с такой памятью о том, что было бы, или чувством, что могло быть? И хоть бы уж — не с реальными увечьями, не следами на теле, нанесёнными в этом шоке! А что ещё творилось раньше — под видом «борьбы с детской преступностью»! На публику — стыд голого тела, а в зале суда — свистела розга, в полиции — шланг от крана с водой в задний проход, колодки, зажимы для задержки мочи… Потому что, опять же, радиовставки: если с молодёжью церемониться — она объест планету, и вообще ресурсы кончаются, мир катится в пропасть — чего стесняться, срывайтесь c тopмозов, дайте выход порокам!.. Вот такое реальное и виртуальное, с чем приходится иметь дело! А вопрос о биологической деградации — видите ли, поднять нельзя: валят всё на социализм, молодёжь, идейные течения! И, кто просто мало похож на человека — считается обделённым, а то и получает право решать судьбы других!.. И вот так подумаешь: кто берётся судить человеческие дела, наводить в них порядок — и кто имеет право? Если какой-то внешний беспристрастный судья — сразу вопрос: а что внешний и беспристрастный делает среди людей, что ему до нас, что тут понимает? А если человек, прошедший человеческие трудности — тоже, сам видишь… Вернее всего — просто защита своих интересов при уважении чужих, безо всех этих органов доносительства и надзора…

— Но… этот минус-разум действительно думал, что сотворил весь мир?

— В том-то и ужас, — подтвердил Мерционов. — И кого могут призвать на свою голову массы примитивных людей, озлобленных элементарными проблемами, не видя их решения! Тем более — если уже другие, параллельные миры не выдерживают — как и говорится в контактах…

— Так что, остаётся — совершенствовать самого человека? Изучать его генетическую, психологическую природу, и совершенствовать её — а не какие-то социальные и юридические механизмы, институты? Не ублажать их «материальной заинтересованностью» — то есть, по сути, подачками из государственного кармана, не содержать это множество судов, тюрем, спецслужб — а сделать лучше самих людей, в самой их конструкции?..

(Кламонтов вздохнул с облегчением… Складывалось! Кажется, удалось!)

— Вот именно, — голос Тубанова дрогнул. — И не слушать этих моральных трусов! От них все беды…

— Они от одного страха доводят любую проблему до крайности, — добавил Ареев. — А потом кому-то приходится и решать крайними методами, и он запомнится как изверг — а с них какой спрос? Они благочестиво дрожали, как все — только одёргивая других! Но нам нельзя бояться того, кто мы есть. Мы видим проблему, и ищем выход — а те пусть дрожат. Всё равно в истории только дрожью и отметятся…

— А спивающаяся деревня — пустыми бутылками, — добавил и Мерционов. — И те, кто кричат о ней — только самим этим криком. Хотя тоже правда: так верят, так чувствуют — худшую ветвь! А мы — хотим выбрать лучшую…

— И всё-таки… — уже голос Кременецкого дрогнул. — Как потом бывает… с отвергнутыми ветвями? Куда они деваются? И… те, кто верили, что так было?..

И — разговор вмиг умолк. Лишь слышался медленный перестук колёс — и несколько далёких огоньков тревожно мерцали снаружи. (Неизвестно в каком году, и даже веке…)

Ведь — за все три условных года не узнали с достоверностью! А Захар ждал ответа…

— Ну, сами… как личности никуда не деваются, — неуверенно начал Мерционов. — Могут смещаться даты и обстоятельства рождения; дела и мысли одних людей — переходить к другим. В чём ты сам убедился… А обычно — просто чувствуют, что обмануты, остались в дураках. Хотя проблема сложная: меняется местами — великое и малое, достойное и недостойное, допустимое и недопустимое… Ну вот, кто-то говорит: в 33-м году на Украине был устроен искусственный голод — но что же только в 87-м «прозрел», что искусственный? И что говорил все годы детям и внукам до того?.. Или что особенного — в нашей версии, как мы её понимаем — прийти в школу в джинсах, увидеть на небе странное световое явление, иметь родственников за границей?.. А за такое — страдают при перепадах истории! Из-за мелочной и тупой жесткости законов, ограниченности понятий…

(«Как мы её понимаем! — мысленно повторил Кламонтов. — Но в чём сомневаемся? Что чувствуем не так, как прежде?»