Журнал Двести

Зато возродились в фантастике колдуны и необъяснимые магические, надчеловеские силы. Фэнтези и хоррор. Хоррор привлекает нагнетанием ужасов, но обычно действие разворачивается в знакомой обстановке, в современных реалиях. Страшно — да. Интересно — да. Но воображение не поражает. Не заставляет воскликнуть восторженно: ух ты!

Фэнтези — поражает! Да — не шибко квалифицированного читателя. Потому что и фэнтези приличной пока нет. Есть толкиновская эпопея — к ней все относятся уважительно. Есть еще кое-что из англо-американской фантастики, на что эстет не смотрит совсем уж скривившись. Но читатель, именно в поисках Неведомого, покупает и покупает на лотках книжки с изображениями мускулистых воинов с мечами или седобородых старцев с посохами. Это читатель того же склада, что четверть века назад искал в библиотеках книги о Космосе. У него есть ярко выраженная потребность в Неведомом, фэнтези вошла в России в моду. Следовательно, писатели, желающие иметь массового читателя, вынуждены писать фэнтези. Ведь писатель пишет для читателя, как часто это забывается! Забывается не всеми, к счастью. Кое-что в этом жанре уже появилось в российское фантастике. Робкие ростки, но есть. И что видим? Крепко и профессионально сделанный нашумевший роман Николая Перумова есть продолжение известной трилогии Толкина. Целиком и полностью привязанный к Профессору роман "Кольцо Тьмы" к российской фантастике имеет отношение лишь в том смысле, что на русском языке написан. И книги Юрия Никитина… И "северо-западный" сериал "Миры Асты"… О них можно упоминать, но обсуждать не хочется. Потому что "нет содержания". Потому что если спросят, о чем вещь — и вспомнить трудно… Но — судя по хотя бы сетевым конференциям — их читают. Пока читают — пока не появилось что-то, сделанное на достойным уровне, с достойным содержанием… А ведь будет сделано, обязательно и в фэнтези появятся авторы, умеющие совмещать содержательность и сюжетность.

Мне-то чего беспокоиться, казалось бы? Только вот писатели, заявившие о себе в конце восьмидесятых — начале девяностых, очень уж мне нравятся (если быть скрупулезно точным — их произведения, но и их мировоззрения, эстетики, личности — тоже и не в последней степени). И мне далеко небезразлична их творческая судьба. Я имею в виду членов питерского семинара Б.Н.Стругацкого. И — шире — так называемых "малеевцев". Всех, кого уважает фэндом, чьи произведения фигурируют сегодня в номинациях "Бронзовой Улитки"…

С 1988 года я имею счастье посещать Семинар Б.Н.Стругацкого. Сколько умных мыслей, глубоких рассуждений о смысле жизни, путях Большой Литературы, о мире, о власти и истории. Одного там не слышал почти — о читателе.

Вспомним — писать "непроходняк" на "Малеевке" считалось почетным, почти подвигом! Чем острее и смелее — тем лучше. Но постепенно желание написать произведение обличительное вошло в кровь (почему иначе так вскинулись Лазарчук и Успенский в ответ на реплику Легостаева по поводу "пнуть мертвого льва"?) В кругах семинара и близких к ним по духу, не принято думать о легкости чтения — наоборот. Чем сложнее, тем лучше. А.Столяров сказал на семинаре во время обсуждения повести Логинова "Миракль рядового дня": "Во-первых, я хотел бы отметить, что рассказ хороший. Это надо четко и ясно сказать — он здорово написан. Этот рассказ будет прочитан с восторгом очень большой аудиторией… Но у рассказа есть один крупный недостаток… Он написан в классической форме… сейчас эта форма умерла — она полностью исчерпана, в ней больше писать нельзя".

Однажды на семинаре я не выдержал, сказав: "За шесть лет я слышал здесь много рассуждений от вас, Борис Натанович. Но ни разу вы не говорили об интересном сюжете, об антураже, об интриге. В текстах Стругацких это непременное условие, для вас это настолько самоочевидно, что вы ни разу даже не говорили об этом. И, как следствие — ваши ученики об этом не думали". Б.Н. был очень удивлен, он даже спросил: не уподобился ли он повару, который два часа объясняет поваренку сколько и каких специй класть в жаркое, но забывает сказать, как об очевидном, о мясе, и в результате получает… Жаркий тогда получился спор, интересный. В том числе и о Большой Литературе. Не хотят участники семинара писать ничего, кроме Большой Литературы. У Б.Н. даже существует метафора — шкаф с книгами: внизу стоят Дюма и Грин, а вот на самой видной полке Достоевский и Толстой. Тогда же было дано определение Большой Литературы: реальные судьбы реальных людей в реальной обстановке (фантастический антураж не мешает реальности, если он достоверен). И тут же было сказано, что Бондарев, Иванов, Марков пишут Большую Литературу. Помню, Столяров удивился. А Стругацкий сказал: "Андрей, вы до сих пор не поняли, что в Большой Литературе могут быть и плохие произведения?"