— Просто я старый уже, плохо себя чувствую. Когда съемки — боюсь, паникую, проклинаю всех, а так — с радостью.
Борис Стругацкий:
А теперь предоставим слово писателю. Борис Натанович Стругацкий любезно согласился ответить на наши вопросы.
— Вы тоже считаете, что «Трудно, быть богом» — это милая сказка, а «постулаты Будаха» — наивны?
— Нет, конечно. «Трудно быть богом» это, скорее, притча, и как всякая притча допускает разные толкования. Для меня это — трагедия человека, который хотел переменить естественный (то есть кровавый и жестокий) ход истории и вроде бы даже имел возможность сделать это (такая могучая цивилизация стояла за его спиной), но не сделал ничего, сломался и, по сути, предал те идеалы и принципы, во имя которых жил и работал — человечность, терпимость, милосердие. «Не станет дерево расти быстрее, если тянуть его за ветки вверх». «Эволюция уничтожает причины, ее породившие». «Божьи мельницы мелят медленно»… Недаром боги-олимпийцы, которые так охотно вмешивались в судьбы отдельных людей, никогда, насколько я знаю, даже не пытались изменять судьбы целых народов.
— Чем объяснить желание режиссеров, к фантастике, в общем-то, не тяготеющих, взяться за культовые произведения жанра — это жажда «пристроиться» к славе автора, попытка выйти за пределы круга своих интересов или что-то иное?
— А не спросить ли вам об этом самих режиссеров?.. Мне же ясно только одно: к фантастике тяготеют только те режиссеры (из «серьезных», «настоящих», «мастеров»), которые склонны к философскому осмыслению действительности — им тесно в жанре «бытового» кино, они хотят создавать действительность аллегорическую, символическую, гиперреальную, если угодно. По сути дела, это те же творческие стимулы, которые побуждали Гоголя писать «Нос», а Булгакова — «Мастера и Маргариту».
— Вы неоднократно утверждали, что почти все произведения Стругацких кинематографичны. Чем же тогда объяснить повышенный интерес режиссеров именно к «Трудно быть богом»? Неужели средневековым антуражем и обилием «экшн»? Но ведь Герман — не Фляйшман, его в стремлении к внешним эффектам подозревать нелепо…
— «Трудно быть богом» был задуман и исполнен как роман «многоцелевой», рассчитанный на самого широкого читателя. И студент, и академик, и школяр, и инженер — любой читающий человек мог получить там что-то свое: приключения тела, приключения духа, не совсем тривиальные рассуждения об истории и прогрессе, антитоталитарный заряд, в конце концов… А режиссеры ведь тоже — читатели, и тоже разные. Фляйшман нашел в романе свое, Герман — свое.
— И все же, не кажется ли Вам, что книги Стругацких, в силу особой своей специфичности — магия достоверности, выстроенный мир, психологизм, социальность и т. п. — принципиально не переводятся в иную знаковую систему, а видеоряд просто профанирует высокий эмоциональный накал произведений?
— Не знаю. Опыт показывает, что сделать по произведениям АБС адекватную (и притом — хорошую) экранизацию чрезвычайно трудно. Во всяком случае, я не знаю режиссера, которому бы это удалось. Но зато некоторые из этих произведений способны вдохновить киномастера на создание чего-то значительного «по мотивам». «Сталкер», «Дни затмения» — разве этого мало?
— Чего бы Вам больше хотелось — успеха фильма Германа у массового зрителя или же «культового» статуса картины у публики с повышенным IQ? Если конкретнее и грубее: что для такого фильма лучше — «Оскар» или Канны?
— Опять же не знаю. Более всего мне хотелось бы, чтобы Герман снял фильм, который нравился бы ему самому. Надеюсь, так оно и случится.