Журнал «Если», 2004 № 07

— Я хочу убедиться в этом сам, хочу увидеть все собственными глазами. И я больше не могу ждать. Я намерен нанять вертолет и отправиться на юг. Если ты согласишься лететь со мной, я оплачу тебе все расходы.

— Нет, — отказался я. — Я не хочу пропустить свое любимое время года.

— Баррен окружен непроходимыми джунглями, — продолжал Кахейн, словно не слыша моих слов. — И человек должен в полной мере отдавать себе отчет в том, что ему противостоит. Каждый день он обязан делать вполне определенные вещи, твердо зная, для чего они и что с ним наверняка случится, если он их не сделает. Именно наверняка,а не возможно.Никто над ним не стоит и не принуждает делать их, если он не хочет. И если человек ничего не предпринимает, никто не поднимает шум по этому поводу.

— Это верно, — согласился я. — Когда древесный шакал прыгает человеку на загривок, никакого шума не бывает. Он просто напрочь отгрызает ему голову! И надо сказать, что эти дьяволы умеют делать свою работу очень быстро и совершенно бесшумно.

— Лучше остаться без головы, чем каждую ночь испытывать то, что я испытываю сейчас, — мрачно заметил Кахейн. — Я совсем не могу спать, Мэтт. Я не могу спать и не могу сидеть спокойно. Мне…

Звонок у входной двери каюты заставил меня вздрогнуть. Аппарат для чтения выпал у меня из рук и выключился. В первые мгновения я никак не мог поверить, что лежу на своей койке в каюте «Стеллы», но это было именно так, хотя тяжелый гул грузовиков, проносившихся по бульвару Пеланк, еще звучал у меня в ушах. Свет не горел, и я видел только чей-то силуэт, появившийся на пороге на фоне освещенного коридора. Человек стоял, широко расставив ноги, словно моряк, сражающийся с сильной качкой, и все же его заметно покачивало. Сделав шаг вперед, он едва не упал, но удержался, схватившись за косяк.

— Ну, наконец-то! — воскликнул человек. — Этот долбаный придурок-стюард сказал, что твоя каюта где-то на палубе D…

Я узнал Джорджа Джонсона и поспешно сел на кровати. Пластиковый пакет с растаявшим льдом соскользнул у меня со лба и упал на колени. Джонсон тяжело рухнул в кресло рядом с моей кроватью, и я включил лампу на ночном столике. У Джонсона было какое-то загадочное выражение лица, словно он знал некую тайну и хотел поделиться ею. Я ждал, что он скажет, но вместо этого Джонсон наклонился вперед и взял аппарат для чтения.

— Что ты читаешь?

— Посмотрите сами, — предложил я.

Он приподнял верхнюю крышку. Даже в полутьме я разглядел, как побелело его лицо. Поморщившись, Джонсон отложил аппарат.

— О, Господи!.. — прошипел он. — Как это все гнусно!

— Что именно? — попытался уточнить я.

— Читать свои собственные вещи. Гнусно и больно — это скажет тебе любой профессиональный писатель. Редко кому нравятся собственные вещи, малыш… Чаще всего бывает совсем наоборот: собственная книга кажется тебе невероятной дрянью. — Он снова скривился. — Кстати, где ты ее взял?

— Кто-то прислал Одри Пеннебакер кассету с записью. Но она не захотела читать вашу книгу и отдала мне.

— Она даст тебе еще кое-что, — заметил Джонсон, небрежно бросая аппарат на пол.

— Мне кажется, — сказал я, — за такие слова я должен хотя бы попытаться вас ударить. Я бы так и поступил, но я еще не совсем оправился после прошлого раза.

— Извини меня, малыш. Ты совершенно прав. — Джонсон с трудом поднялся на ноги. — Я твой должник. Давай… Врежь мне. Врежь как следует.

Я испытал острое желание выполнить его просьбу. Джордж Джонсон не сделал ничего, чтобы завоевать мою симпатию. Но, с другой стороны, я никогда не был кулачным бойцом. Этот вид спорта — если можно его так назвать — был мне глубоко противен.

— Ну давай же, ублюдок, вмажь мне!..

— Я не стану бить вас, Джордж, — сказал я. — Давайте лучше поговорим.

Он растерянно заморгал, и лицо у него неожиданно сделалось мягким и почти кротким.

— О чем ты хочешь со мной поговорить?

— Почему вы так разозлились на графа? Джонсон застонал.

— Ох, лучше б ты мне вмазал!

— И все-таки скажите, если только это не секрет… Джордж Джонсон задумчиво пожевал бороду.

— О'кей, ладно, — в конце концов согласился он. — Не знаю, правда, зачем тебе все это, но… Понимаешь, этот роман — единственная стоящая вещь, которую я написал. Она принесла мне славу и богатство. Это был хит — самый настоящий долбаный бестселлер. Было время, когда ею зачитывались буквально все. Юноши одевались в черное, как Мэттью Брэди, а девушки зачесывали волосы набок и красились под платину, чтобы походить на Чейз Кендалл. Ты уже дошел до этого места?

— Нет.