Журнал «Если», 2004 № 07

— Кретин!

— Видите эту штучку у меня на поясе? — спросил стюард, снимая с ремня черный матовый стержень толщиной в два пальца. — Мне достаточно прижать его кому-то из вас между лопаток и нажать вот эту красную кнопку, и тогда никто уже не сможет никого никуда послать.

— Вот и скажите ему об этом! — возмутился пассажир.

— Я же объяснил — я просто думал вслух, а этот…

— А ну-ка, заткнитесь оба! И шагайте! Газ скоро начнет действовать, а мне неохота тащить вас по каютам. Марш, придурки!

— Ничего себе!.. — проговорил Брэди пару секунд спустя. — А ведь по результатам недавнего опроса общественного мнения экипаж «Стеллы» признан самым вежливым!

— Слушай, помолчи, а?

— Что-то ты сегодня сердитый… Впрочем, понимаю. Это, наверное, из-за нее, из-за Чейз? Я угадал?

— Ты просто книга, — упрямо сказал я. — Книга — и больше ничего.

— Вот как? Разве ты уже не помнишь, каково тебе было, когда ты узнал о некоторых поступках Чейз?

Толпа вокруг меня куда-то исчезла. Мне необходимо было выпить, и я с надеждой посмотрел на веранду открытого кафе на противоположной стороне бульвара, но все столики оказались заняты. Потом я заметил Кахейна, который сидел в дальнем углу веранды и что-то писал. На мгновение он остановился, снял очки, поднес их к свету, протер носовым платком и снова надел. Сидеть с Кахейном мне не хотелось, но после всего, что случилось, выпивка была необходима, а возле его столика оказалось единственное свободное место, поэтому я направился прямо туда. Кахейн не видел меня и продолжал писать.

— Не помешаю? — спросил я, подсаживаясь за столик. — У тебя такой вид, словно ты работаешь над чем-то очень важным…

— А, это ты, Мэтт? Привет… — Кахейн загадочно улыбнулся и аккуратно закрыл ручку колпачком. — Да нет, просто я решил записать кое-какие мысли.

Официант отнюдь не горел желанием немедленно меня обслужить, но я так на него уставился, что в конце концов он не выдержал и подошел, чтобы принять заказ.

— …Это просто поразительно! — говорил тем временем Кахейн. — Еще неделю назад у меня не было ни одной стоящей мысли, а сегодня я буквально не успеваю записывать все, что мне хочется сказать. Это похоже на наводнение, Мэтт, на самый настоящий потоп! Ты не поверишь, но я начал работать над книгой, и…

— Поздравляю, — вставил я.

— Спасибо. Кстати, в каком-то смысле я обязан этим тебе. Дело в том, что… — Объяснить, каким образом мне удалось разбудить его дремлющее вдохновение, Кахейн не успел. Лицо его побледнело. Обернувшись, я заметил Френсис, которая как раз пересекала бульвар, направляясь к нам.

— Привет, Джекоб. Рада тебя видеть, Мэтт. Удивительно, как тебе удалось его найти — я сама полдня его ищу… — Френсис лучезарно улыбнулась густо накрашенным ртом и, не спрашивая позволения, села на свободный стул.

— Я сижу здесь с трех часов, — ответил Кахейн с натянутой улыбкой. — И ты прекрасно знаешь, что всю последнюю неделю я работаю именно здесь.

— Да, знаю, просто сегодня я почему-то забыла. Представь себе, Мэтт, Джекоб внезапно понял, что в нашей квартире ему не работается; там, видишь ли, слишком душно, а воздух и вовсе неподвижен. Ведь ты именно так говорил, не правда ли, дорогой? Еще ему не нравятся чересчур плотные портьеры и слишком массивные рамы моих картин. О самих картинах он, как ты понимаешь, не высказывается — его никогда не занимало, что на них изображено. Ты ведь знаешь Джекоба — он скользит по поверхности, а суть его не интересует. Именно поэтому для него так важно, где писать, а не что писать. Я права, Джекоб?

Кахейн все еще пытался улыбаться.

— Но ведь в нашей квартире действительно очень жарко, — слабо сопротивлялся он. — Особенно после полудня.

— Да, конечно. И поэтому тебе каждый раз приходится уходить. Сюда. Это и логично, и рационально, не правда ли? Каждому понятно: если в каком-то месте человеку становится слишком жарко, он ищет местечко попрохладнее. Вот только раньше Джекоб совсем не боялся жары, Мэтт. Напротив, он всегда говорил, что ему нравится, когда в комнатах душно и жарко. Особенно в спальне. Когда в спальне жарко, я начинаю потеть, а его это возбуждает.

Улыбка Кахейна не исчезла, но теперь она больше напоминала гримасу боли. Однако Френсис не унималась. Она как будто ничего не замечала и продолжала говорить, говорить, говорить, жизнерадостно улыбаясь.

— Джекоб всегда утверждал, что способность обливаться потом — одно из качеств, которое абсолютно необходимо хорошей любовнице. А ему всегда была нужна именно любовница — не больше.

— Френсис!..

— Да-да, Джекоб, именно так. Ты ведь помнишь, как ты спрашивал: «Ты моя любовница?», а я отвечала: «Конечно». Разве тебе не было хорошо тогда? Это ведь так приятно — иметь любовницу, которая потеет, как я.

— Ради Бога, Френсис!..