Журнал `Юность`, 1973-3

Не говорю: земля просторна
И для машин и для соцветий.
И время сеет, сеет зерна,
Миры вмещая в зерна эти.
её окопами вспороли.
Отогревала жизни трепет.
Хранит и радости и боли.
И лишь предательства не терпит.

*

Проходишь ты и только краем глаза
Следишь, как я навстречу прохожу.
Я не спросил, как звать тебя, ни разу,
И, видно, вслух я слова не скажу.

Отныне чувства не вверяю речи.

На белом склоне молодой зимы
Я каждый раз вдыхаю эти встречи
И так боюсь, вдруг разминемся мы.

И, отзываясь красоте извечно,
Мои надежды угадав сполна,
Бессмертием из дали бесконечной
Тебя являет времени волна.

И угасают все другие лица,

И дни грядущие мои видней,
И не могу земле не поклониться
В мой краткий век,
На Родине моей.

Галактион ТАБИДЗЕ

Перевел с грузинского Ю. РЯШЕНЦЕВ

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО

Митинг

Забывший о былом
себе же платит злом:
свою забыл он суть,
забыл грядущий путь.
Да, Прежде и Сейчас
не сходствуют подчас.
Но в каждом дне земном —
томленье об ином.
Друзья, в нас не осталось больше страха,
уже в народе яростном я — свой.
Где прежний идол! Он — лишь горстка
праха.
Извечно грозный, сокрушен впервой.
Уж близок час полуденного зноя,
заблещет луч для нищей голытьбы.
Да будет гнев, когда ничто иное
не даст победы пасынкам судьбы!
Прислушайтесь, из кузни закопченной
исходит глас, потрясший все дворцы.
Что, грешный мир, ты бьешься,
обреченный,—
уже твои повержены бойцы!
Европа старой песней одержима,
но мина под покой подведена,
и в легкий пепел средь огня и дыма
всю тяжесть рока обратит она.

Элегия

О, тончайший жест природы ты, сентябрь
первоначальный,
нив, коричневых и желтых, взгляд
предгибельный, печальный,
и дубрав огнистых пятна под небесным
тихим светом,
и соломенный оттенок трав,
таких тревожных летом…
Вздох мой, тихое безумье, мой конец,
покуда дальний,—
ты нежнейший жест природы, о сентябрь
первоначальный!..

*

О, если б сначала —
когда бы родиться мне заново,
начать с девяностых годов,
с младенчества, ныне туманного,
где отчий виднеется кров!
Вот было бы славно! За шепотом
причудливых мыслей следя,
о, был бы я снова — дитя,
но — грустным богатое опытом.
Ах, сесть бы мне в ту же ладью —
какие свершил бы свершения,
каких бы не знал поражений я,
всю жизнь повторяя свою!

*