Журнал «Юность» №04/2023

И отпил молока из коробки. Раньше отец любил пиво, еще раньше – клубы с игровыми автоматами, веселье взахлеб до утра. А до того, как встретить маму, успел даже посидеть за кражу какой-то там магнитолы. «Эх, где бы денег много украсть», – весело приговаривал он, когда Лена была маленькой, а потом включал кассеты «Бутырки» и Наговицына на всю катушку. Стены дрожали, бабушка крестилась и шепотом причитала, стряхивая пепел с «Беломора» на кухне. В сорок пять у отца почти отказало сердце – врачи все запретили и прописали строгую диету без холестерина. Диеты никакой он не соблюдал, только пил литрами молоко и приговаривал, что в нем все здоровье.

Во времена «Бутырки» Наташка даже жила вместе с ними, в одной комнате с бабушкой – правда, недолго. Случилось это, когда Вальке совсем надоел крестный и она решила начать новую жизнь. Наташке исполнилось двенадцать, Лене – семь, но в первый класс она еще не ходила: мать то ли вовремя не подала документы, то ли вправду решила, что дочери нужно наслаждаться детством еще годок. Сестра ревела по ночам, молчала и все время ела, даже поправилась килограммов на пять. Потом не выдержала и сбежала к отцу, а вскоре к нему вернулась и Валька, смирившись, что новую жизнь начинать поздно.

За год до того, как уехать, Наташка в последний раз пришла к ним, принесла маленькую пачку «чоко-пая» и нарезанный пластинками сыр. Увидев, что раковина на кухне завалена окурками, сестра молча вымыла руки в ванной. Ничего она не сказала ни про забитый фанерой кусочек окна на кухне, ни про умершие растения, ни про падающую с потолка штукатурку. Она спокойно смотрела, как Лена наливает кипяток из забрызганного красным до самой крышечки чайника – и сморщилась, только увидев дно чашки, выкрашенной одним коричневым застойным пятном. В тот раз Наташа забрала несколько своих детских книжек, но каких-то недосчиталась и предложила поискать их в бывшей комнате бабушки.

– Сто лет туда не заходила. – Сестра грустно улыбнулась. – Даже боязно как-то.

– Наташа, не надо, – Лена помотала головой. – Не ходи туда.

Сестра заинтересованно перегнулась через стол.

– Что такое? Звуки странные? Тени?

– Да нет, – Лена смутилась. – Там это… кошка рыгает.

– Так вот же она. – Наташка показала на подоконник, где действительно спала худая трехцветная кошка, вытянувшись между горшками сухой земли.

– Ну, не прямо сейчас. Ходит туда рыгать, как обожрется… Как бы получается, что ее комната. Наташа застыла на пару секунд в непонимании, а потом сморщилась и затрясла головой. Минут через десять она засобиралась, ухнул вниз и унес ее лифт. Больше сестра не приходила. Валька открещивалась: Наташке, мол, приснился кошмар, что она падает с их балкона и разбивается насмерть. Потому и не приходит, суеверная, «ты же знаешь».

– Брешет. – Мать зевнула, показывая дырки в шестерках. – Просто лень к нам тащиться. Мы ей теперь не ровня.

На табло с заказами высветилось «98». Лена забрала два бумажных пакета, сквозь которые пробивались очертания теплых коробочек. Пицца и крылышки вкуснее всего сейчас, с пылу с жару, но Лена никогда не позволяла себе есть на фудкорте – во-первых, это неприлично, вот так, одной, в окружении парочек и компаний. Во-вторых, тут и там сидят подростки, некоторые из них наркоманы, другие – просто ненормальные. Могут начать дразнить и обзывать жирной – такое было не раз и не два, даже при матери. Они могут припомнить, что Лена почти всегда ходит одна – значит, ни друзей, ни подруг, ни знакомых. Изгой. Почти так и было: Лена общалась только с парой знакомых из колледжа, тихих и домашних, которые сюда не поедут. Зачем больше? Она не любила ни гулянок, ни задушевной болтовни, ни вымученного внимания: звонить, писать, надоедать.

На первом этаже был отгорожен заборчиком крохотный парк аттракционов. Раздавалась детская песенка про «Энжи, Энжи, Энжи ин да хаус». «Ин Дахау?» – переспросила Наташка, когда они приходили сюда сто лет назад. Парк тогда только построили, у входа толпился народ. Сестра потом подрабатывала здесь, но быстро уволилась. Бывало, на смене она обедала на фуд-корте прямо в уродливой рабочей футболке с эмблемой парка. Но Наташка ведь злая, сама кого хочешь задразнит.

Лена с тоской подумала, что завтра первый рабочий день в году и длинные праздники теперь только в мае. Хотя на почту она не жаловалась. Там тяжело работать с людьми, которые горланят прямо в лицо, – а на сортировке легко. Посылки, которые Лена разбирала, сулили кому-то мурчащее удовольствие: в бумагу и полиэтилен были закутаны детские курточки, половники, кастрюльки, миксеры, накладные реснички и ногти, чайные пакетики, крючки для полотенец, бигуди и теплые тапочки. Люди не заказывали ничего дурного – это Лена знала наверняка. Им просто хотелось жить хорошо. И не надо для этого никуда ехать, все можно доставить, хоть из Петербурга, хоть из Москвы, хоть из Америки. Только приди и забери, и наслаждайся себе чистым и мягким мехом на тапочках, и помешивай суп красивой пластиковой поварешкой.