Журнал «Юность» №08/2021

А кошки эти – семья старушья:
Семь во дворе да в квартире три.
Но даже те, кто живут снаружи,
У нее, у старой, тоже внутри.

Утром выйдет во двор и в плошки

То супу нальет, то молока.
Известно всякой бродячей кошке,
Что пахнет лаской ее рука.

Старуха стала почти неходячей

(Ах, ножки! – будто на каждой пуд),
А все выходила к родне кошачьей —
Кормила, жалела…

Может, врут,

Но говорят, когда гроб выносили,
Кошки в округе всей
Голосили.

Разговор

Я начал разговаривать с котом.
И с радио. А что потом, Алиса[1]

?Покрыться мхом и снулым стариком
Поглядывать в окно с тоскою кислой?

Я начал разговаривать с собой.

И рад бы пошутить над этим, рад бы…
Но вышел разговор как ближний бой —
На расстоянье вытянутой правды.

Я начал разговаривать с отцом.

Мы были с ним полжизни не враги ли…
И вот я тут. Седой. С его лицом.
Реву и рву пустырник на могиле.

Звонок

Каждый недавно умерший
получает право
на один короткий звонок —
чтобы только сказать,
что с ним все в порядке.
Обычно звонят детям,
реже – родителям,
звонят мужьям и женам
(иногда даже бывшим!),
и почти никто
не звонит
на работу,
в церковь,
в больницу,
в собес.
Никто не звонит
на прямую линию с президентом
или экстрасенсу
из известного телепроекта.
Говорят, таких номеров
даже нет в телефонной книге.
Есть только эти:
мама, папа,
сын, дочь,
любимый,
любимая…

Проза

Анастасия Перкова

Родилась и живет в Новосибирской области. Автор трех романов. Лауреат Национальной молодежной литературной премии для авторов, пишущих на русском языке, в номинации «Художественная книга: проза» (Роскультцентр, 2020) за роман «Стерегущие золото грифы». Участник первого Сибирского фестиваля фантастики и фэнтези «Звезды на полке» в Новосибирске и Межрегионального семинара молодых литераторов в Алтайском крае.

Таежная дева фрагмент романа «Стерегущие золото грифы»

Снаружи послышались оживленные голоса, и Ойгор[2] выглянул из своего небольшого, крытого корой аила, скорее напоминавшего шалаш. Охотники толпились на улице, обступив кого-то. Ойгору отсюда не было видно, что их так заинтересовало. Охваченный любопытством, он вышел из аила и поковылял к сборищу так быстро, как только позволяли его непослушные, неестественно выгнутые ноги. Сегодня болели они нестерпимо – на смену погоды.

Еще в раннем детстве Ойгор переболел кочевой болезнью[3] и чудом остался жив. Вот только ноги его не выросли до нормальной длины. Кости на них стали толстыми, узловатыми, а суставы – вывернутыми. Несмотря на такое увечье, роста Ойгор был среднего. Ходил мужчина с трудом, а доставшуюся от отца лошадь приучил опускаться перед хозяином на колени, иначе Ойгору просто не удалось бы сесть верхом.

Охотничье зимовье представляло собой единственную улицу, с одной стороны которой неровной линией пристроились разномастные аилы, а с другой тянулись жерди коновязи. Одним концом стойбище почти тонуло в Тайге, за другим раскинулось небольшое заснеженное поле, летом пораставшее травой и цветами высотой по пояс взрослому мужчине. С этого края и жил Ойгор. В полупустом стойбище селились те охотники, что не уходили в Тайгу на всю зиму. Те, кого не влекло одинокое существование и полное единение с природой. Но даже живущие здесь порой пропадали на промысле по нескольку дней.

Пока Ойгор доковылял до толпы, тут собрались уже все мужчины, кто не ушел сегодня в Тайгу. Они смеялись, показывали на что-то пальцами и отпускали грязные шутки.