Читаем Журнал наблюдений за двадцать лет полностью

Когда-то очень давно Леонид Сидорович Семейкин был водителем и сбил по неосторожности пешехода насмерть. За что отсидел положенный срок. Освободившись, устроился в местную психбольницу, опять же-водителем и работал, как говорят, довольно добросовестно. Затем-его сделали завхозом и тут он быстро испортился. Разговаривал с подчинёнными только матом и на повышенных тонах. Чего-то нужного от него добиться было очень сложно. Машины для перевозки у него никогда не было, починить не было ни материала, ни мастера. Ремонты в палатах всегда делали сами больные, в рамках трудотерапии, краску и инструмент, зачастую закупав на свои деньги. При этом-больничный склад ломился от стройматериалов, которые регулярно куда-то увозились. На работу Семейкин ездил на списанном больничном «козелке», приватизированным им за остаточную стоимость, то есть за копейки. Те, кто близко знал Леонида Сидоровича, говорили прямо и откровенно: «Он просто наглый вор». За несколько лет до происходящих событий он крепко поругался с Гольдман и, не имея возможности причинить ей вред, вымещал свою злобу на всём нашем отделении. Поэтому «спецу» было непросто выживать с таким завхозом.

Меркулов был большим любителем физкультуры и когда он мне предложил установить во дворе отделения турник- я долго не раздумывал. Тем более, материал валялся, что называется, под ногами. Летом 2000 года дело было сделано к обеду. Накрапал мелкий дождь, и мы вернулись в помещение. Кто-то мне сообщил, что меня очень желает видеть старшая сестра. Гольдман накануне ушла в отпуск и улетела отдыхать в Израиль. Замещать её поставили Алексееву. (Почему-то именно её, а не Правдину. Хотя, так иногда, тоже-бывало). Зайдя в кабинет, я увидел дочь главного в хорошем расположении духа. Она мило улыбалась и смотрела на меня сверкая глазами.

– Виталий, Семейкин пообещал выделить тёс на этой неделе. Я хочу, пока Гольдман в отпуске, поменять пол в этом кабинете. Сейчас Леонид Сидорыч придёт, замерит длину и рассчитает, сколько нужно дать досок. А-а, вот и он!..

Семейкин вошёл в кабинет врачей, как в свой собственный карман. Не поздоровавшись, он достал рулетку и, слыша наш разговор перебил его:

– Да, тёс скоро будет. Давай снимай сегодня пол и относи старые доски на задний двор, я открою пожарный выход сейчас. Как снимешь-иди на склад, там тебе выдадут доски и гвозди. Выложите пол – скажете мне, я посмотрю вашу работу.

Отодвигая ногой стулья, завхоз измерил рулеткой размер кабинета и, достав блокнот, начал делать вычисления. Ничего более не сказав, он так же решительно вышел и направился по своим делам.

– Слышал, что сказано? Сегодня же после обеда снимешь пол. Шкафы и стол ставь прямо на землю. Работай до вечера, пока не сделаешь всё, я тебе потом за это отгул дам. Кабинет я не запираю сегодня.

Как и было оговорено, после обеда я взял рабочих больных, и мы добросовестно принялись за работу. Провозившись до семи вечера я поплёлся домой, размышляя на какой день мне лучше взять отгул.

На следующий день, придя на склад я увидел только большие от удивления глаза кладовщицы. Ни о каком тёсе она даже не слышала. Семейкина на месте не оказалось. В конторе мне сказали, что у него какие-то неотложные дела в диспансере на ***ной улице. Не заподозрив ничего плохого, я продолжил свою деятельность.

Кабинет старшей сестры выглядел довольно неприглядно. Тёса не было ни на этой неделе, ни на следующей. У меня нарастала тревога и про отгул я стеснялся напоминать. Алексеева часто была навеселе и не обращала на меня внимание. Так прошли два месяца, наступила осень, и все ожидали прихода из отпуска Гольдман. За день до означенной даты Алексеева собрала свои пожитки, и сама убежала в отпуск на два месяца.

Гольдман была вне себя от гнева. Открыв дверь своего кабинета, она долго стояла, не зная – куда положить свои вещи. В её апартаментах вместо пола была земля вперемешку со щепками, ржавыми гвоздями и всяким мусором. Посередине – валялась пустая стеклянная полуторалитровая бутыль из-под спирта.

– Ви-итя, что это такое?! Мне сейчас-таки станет очень плохо! Ты как посмел?!.. Заче-ем?!..

– Елена Александровна, – без какого-либо стеснения, с чистыми глазами, начал я, – Анастасия Васильевна мне велела снять пол, а Леонид Сидорыч сказал, что доски скоро будут, но их почему-то так и нет… – Мою речь оборвала Мария Алексеевна, которая приглашала нас на пятиминутку.

– Ты кого послушал?! Кто такая Настя Алексеева, какая она к чёрту старшая сестра?! Пустое место она, а не старшая сестра. Учти, во всём произошедшем я обвиняю только одного тебя…

На пятиминутке разговор продолжился. Старшая сестра обвинила меня во вреде больничного имущества и пригрозила серьёзными разбирательствами с проведением по итогу ремонта за мой счёт. Заведующий с Марией Алексеевной постарались сохранить нейтралитет, но как-то неубедительно. Их осуждающие меня взгляды не оставляли никакого шанса на поддержку. В заключении мероприятия подала голос, обычно сидящая тихо и притворяющаяся глуховатой сестра хозяйка:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное