Читаем Журнал "Нева" полностью

— Огромное спасибо. — И Федор успокоился, но когда он подходил к пятому окну, то сразу обратил внимание на двух одинаково одетых мужчин. Что-то его кольнуло, однако он продолжал идти уверенным шагом.

— Предъявите документы, — сказал один в штатском, и Федор протянул ему загранпаспорт. Он напряженно стоял и не знал, как ему относиться к ситуации. Его нервы были на пределе. Человек с никаким лицом подошел к своему напарнику, и они что-то стали обсуждать.

— Извините, — сказал проверяющий и протянул Федору паспорт, — у нас усиление в связи с терактами. Чистая формальность.

И тут Федор вспомнил о Боге и стал его благодарить простыми словами крестьянина, как в детстве: “Боженька, прости и сохрани”.

И вот он сидит в самолете, который унесет его от всех здешних проблем. Он был почти счастлив, когда самолет поднялся в воздух и взял курс на Лиссабон. Он заснул крепким дневным сном и проснулся, когда услышал крики о помощи. Он думал, что это во сне люди бегают по самолету. Но это была паника, так как самолет стало болтать из стороны в сторону.

Стюардесса просила людей пристегнуть ремни в связи с вынужденной посадкой из-за неполадок в двигателе, и они должны были сесть в Варшаве. Жизнь как будто продолжала испытывать Федора на прочность. Он спокойно смотрел на землю, и философские мысли о тщетности жизни и ее значительности одновременно крутились у него в голове.

В Варшаве самолет простоял сутки, и за это время на трубку Федору несколько раз звонили с одного и того же номера, неизвестного ему. Он не отвечал. И когда в очередной раз он не выдержал и включил аппарат, на другом конце незнакомый голос обратился к нему:

— Федор Иванович, вам предлагается подъехать в прокуратуру и дать показания по предъявленному вам обвинению. Кабинет восемь, в удобное время. — Федор не знал, что ответить, и сказал: “хорошо”.

Главное сейчас было — оттянуть время, и Федор связался со своим адвокатом Германом Моисеевичем, человеком, которому он доверял и у которого была доверенность от его имени. Сообщив ему о звонке, Федор попросил его взять на себя все хлопоты по своему делу и его информировать.

Герман Моисеевич был близким ему человеком, с ним он обсуждал все свои дела. За работу Федор ему ежемесячно платил большие деньги и был уверен, что тот постоянно занимается его делами и держит все операции на контроле. Однако о последней сделке он ему пока не сообщил. Федор не мог знать, что Германа Моисеевича уже вызывали в прокуратуру по его делам. Ему не хотелось думать, что всех уже держат на коротком поводке, и он надеялся, что дело не зашло еще так далеко.

Перед отлетом самолета была еще раз проверка, но все обошлось. Когда самолет набрал высоту, то на секунду Федору показалось, что его судьба поворачивает в нужную сторону, но что-то ему говорило совершенно другое. “Это конец. Это конец, — повторял он про себя. — Неужели навсегда я покидаю?” Он не понимал еще, что именно он покидает, но чувствовал, что все, что сейчас составляло его жизнь, — это не его жизнь, его жизнь осталась где-то там… “Неужели это все?” И он впал в полузабытье.

Всякие мысли о Вере и о Виктории отошли далеко, спрятались в памяти. И будет ли Федор вспоминать об этих женщинах, с которыми по воле судьбы ему не суждено было соединиться?

Картины прошлого перемешались с картинами возможного будущего в зоне, со всеми подробностями издевательств над ним. Он знал, что боится тюрьмы и очень не хочет попасть туда, откуда для него не будет пути назад, в нормальную жизнь. Но вдруг он вспомнил себя мальчиком на берегу реки с удочкой из бамбука и с ведерком, полным рыбы. Он сейчас все отдал бы за минуты спокойствия и тихой радости детства. И что он сделал не так в своей жизни? Ему в голову все время лезла одна и та же фраза: “Все нужно делать вовремя”. А что он не сделал вовремя? Не завел семьи, не отказался от этих несчастных денег (он их так и называл про себя — “несчастные”). Он посмотрел на себя со стороны и ужаснулся, каким жалким и ничтожным он выглядел. Жизнь окончена. Он чувствовал это все яснее. В голове его все перепуталось, смешалось. И ничего интересного не предвидится…

Таких, как наш герой, невозможно сразу в жизни обнаружить, он растворился во многих нас окружающих людях, и поэтому нам его не удастся больше встретить когда-нибудь, мы с ним расстаемся… Навсегда?



Навсегда

Повесть

Часть 2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее