Читаем Журнал "Нева" полностью

Алексей — симпатичный мужчина среднего возраста. Собранность и энергичность, отсутствие эмоций на лице, короткие и четкие фразы — все это сразу производило впечатление человека, занятого серьезным делом.

— Федор Иванович, рад вас видеть, — сказал он, вставая навстречу Федору, который как-то неуверенно входил в гостиную, вспоминая свои прошлые времена, когда он с такой тщательностью занимался ремонтом, продумывая детали будущего интерьера. Он посмотрел на низенький столик около дивана и увидел свою любимую пепельницу, сделанную из малахита, с прожилками от темно-зеленого до светлого, с серыми и черными пятнами, которые создавали впечатление черепахового панциря. Федор курил иногда, но это не становилось его привычкой, — он любил хорошие сигары, он их всегда привозил из заграничных поездок. Ему нравилось наблюдать, как лист, в который завернут табак, скручивается от огня, а запах сигары будоражит его нервы, напоминая о времени, когда он жил на берегу моря и вечерами любовался на океан, принимающий в себя раскаленное докрасна солнце.

Все эти воспоминания промелькнули в его голове, и он, казалось, не услышал, как к нему обратился Алексей:

— Марина уехала с дочкой в отпуск, так что видите, я тут старался к вашему приезду один.

— Да, да, спасибо. Все отлично. Ну и как у вас тут? — сказал Федор, усаживаясь в мягкое кресло в углу комнаты. Раньше он любил именно это место — отсюда открывался прекрасный вид из окна. Федор специально выбирал форму окна, чтобы оно было во всю стену и чтобы видны были деревья, сквозь которые вечером проглядывает солнце. Ему долго не удавалось подобрать квартиру, и его знакомый риэлтер много потратил времени, чтобы все было, как это хотелось Федору. И сейчас, сидя в этом кресле и смотря вдаль, Федор вспомнил, непонятно почему, Шуру, потом Викторию и неожиданно спросил:

— А что Виктория Михайловна? Где она?

— Это целая история. Она сейчас где-то за границей. Вышла замуж за иностранца, который поддержал ее в тот сложный момент.

Алексей внимательно смотрел на Федора. Он почувствовал, что Федор спросил о Виктории не просто, за этим что-то стояло, но что — Алексей не знал. Федор сделал вид, что не слышит, и отвернулся, как будто заинтересовался чем-то на стеллаже. Он взял первую попавшуюся книгу — и это был Ерофеев, “Цветы зла”. Он открыл и прочитал: “Федору от Виктории. На память о наших спорах”. Он закрыл книгу, и Виктория вспомнилась ему в то далекое время. Он вспомнил, как рассказывал ей о своем знакомстве с Верой, вспомнил вопрос о Ерофееве, и они потом долго обсуждали, что значит быть культурным, и Виктория сказала слова, которые до сих пор помнил Федор: “Культурный — это человек всем приятный”. Казалось бы, ничего особенного не сказала Виктория, но он помнил эту фразу и всегда примеривал ее к людям, и, кажется, все получалось именно так.

“Действительно, если человек чем-то вызывает неприязнь, значит, он плохо воспитан”. И дальше он сам с собою рассуждал: “А культурный человек не может быть воспитан плохо, и поэтому он должен быть всем приятен”. Но когда он с Викторией беседовал об этом, она ему сказала: “Не важно, сколько прочитано книг, к людям надо относиться с душой. Это трудно”. Все это сейчас вспоминалось Федору. Эти воспоминания мелькали быстро, но Алексей заметил, что при упоминании о Виктории Федор изменился в лице.

— Я пойду вам что-нибудь приготовлю, — сказал Алексей и вышел.

Федор встал. Подошел к окну. Мысли его все время крутились вокруг Виктории, и неожиданно он подумал: “А ведь вопрос о Ерофееве задала Вера. Ну да, я прочитал…” Федор задумался, пытаясь понять, что же все-таки такое эти “Цветы зла”. И он вспомнил, что не смог эту книгу дочитать до конца. Ему было непонятно, о чем пишет этот Ерофеев, при чем тут цветы зла, или он так писателей называет? На этом его рассуждения прекращались — они не могли идти дальше этих простых мыслей. Он понял, что, говоря о приятности человека другим, Виктория его успокаивала, — она правильно сделала, что вышла за другого — этот другой, наверное, был культурнее его, Федора, простого русского парня, которому посчастливилось встать выше своей среды, но которому еще чего-то не хватает, чтобы… Такие мысли всегда его посещали, когда он пытался понять, почему другим везет больше, чем ему. Это самокопание не занимало у Федора много времени, оно, как облачко, набегало, проливалось дождем, успокаивало его самолюбие, и он отгонял его от себя, и солнце освещало его жизнь, и он спокойно продолжал жить, не углубляясь дальше в рассуждения.

И вот сейчас его жизнь как будто начинается снова.

2

Алексей вернулся с подносом, на котором дымился бифштекс с жареной картошкой.

— Федор Иванович, надо перекусить и выпить.

Алексей поставил на стол бутылку красного вина “Cotes du Rone”, и Федор с аппетитом поедал мясо, которое, казалось, таяло на зубах.

— Расскажите, как наши дела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее