Журнал, указка, мел, очки (СИ)

Магазин в поселке работал три часа в день, когда с утра привозили из города хлеб и в седьмом часу вечера был давно закрыт. Скорее всего затерроризированная свекром тетка помчалась домой доить корову, кормить свиней и прочую живность.

Ладно, без неё обойдемся. Как говаривал Карлсон: "Дело-то житейское", хотя вот нужна мне вся эта морока, как рыбе зонтик.

- Пойдемте.

- Не могу покинуть пост, - тут же заартачился вредный дед.

Я хотела было гаркнуть, что меня это тоже мало касается, но потом передумала. Без старого маразматика появлялся шанс миром уладить дело. Мне самой в ту пору было немногим больше двадцати, и даже чужие любовные шашни вызывали живейшее сочувствие.

Шагая через две ступеньки, я бегом помчалась на четвертый этаж. В коридорах толпилась тьма народа, но по ухмыляющимся лицам можно было догадаться, что они понимают, куда это несется учительница в домашнем халате.

Вот и дверь комнаты Дюрягина Федора. Я постучалась и прислушалась. За ней царила отменная тишина. А чего им, собственно говоря, шуметь?

- Федор, - громко воззвала я,- откройте, пожалуйста, я хочу вам помочь!

Осталось только добавить: "Хау, бледнолицые братья, я пришла к вам с миром!"

Дюрягин решил прикинуться глухим, и был по-своему прав. Когда к вам в гости по сугубо интимному делу приходит дама, то всяческим учительницам в вашей комнате делать нечего.

Напрасно я барабанила в дверь, взывая к его благоразумию, красноречивое молчание говорило мне, какой идиоткой кажусь затаившимся людям. Устав быть хорошей и благородной, я просто махнула на всё рукой и пошла к себе в комнату. В конце концов, как говаривал Остап Бендер: "Спасение утопающих - дело самих утопающих".

Не сказать, чтобы шла медленно, но всё равно не успела: второй этаж встретил меня красноречивым запахом сгоревших макарон. Пока я в испуге открывала дверь, распахивала окна, ликвидировала останки несостоявшегося ужина, прошло достаточное количество времени. И в то самое время, когда я остервенело отдирала гарь ото дна кастрюльки, кляня на чем свет деда Филю, вдруг раздался характерный звук сирены.

Нечистая совесть сразу же подкинула мне версию, что блажной старик вызвал пожарных, и я опрометью кинулась к окну. Первым чувством было облегчение: машина оказалась милицейской, и только потом до меня дошло, что придурковатый вахтер все-таки позвонил в милицию.

И что я в этой ситуации могла поделать? Только вернуться к своим делам: кастрюлька оказалась с норовом, и никак не хотела прощаться со своим новым имиджем обугленного хлама. Но и я не собиралась ей потакать в этом стремлении. Скоро между мной и посудиной разгорелся безобразный скандал. Я ей высказала всё, что думаю о старых идиотах, которым дома не сидится, об их дочерях, которые никак не могут определиться - доярки они или воспитательницы? Досталось и мальчикам-переросткам, потребности которых не совпадают с возможностями, и отважным на всю голову раненным дамам с огнем в том месте, о котором обычно умалчивают, и "...и много-много, и всего припомнить не имел он силы".

Пока я препиралась с кастрюлей, в общежитии тоже не дремали. Система оповещения среди студентов всегда хорошо работает, и если мне не пожелали открыть дверь, то к кому-то другому прислушались.

Через некоторое время раздался осторожный стук. Решив, что это вновь происки деда Фили, я вышла из себя и, гневно нахмурившись, распахнула дверь. Но за дверью стоял не вахтер, а по-дурацки ухмыляющийся Федор, а из-за него робко выглядывала наша столь прославившаяся гостья.

- Ну? - грозно осведомилась я. - Дальше что?

- Жанна Ивановна, - Дюрягин быстро втолкнул свою даму ко мне в комнату и нахально закрыл дверь за собой - пожалуйста, спрячьте Лидку. А то участковый приехал.

- А на что вы рассчитывали, когда прятались от меня, - разозлилась я, - что Филипп Васильевич спустит эту историю на тормозах? Вы разве с ним первый день знакомы?

Дюрягин строил какие-то непонятные гримасы, которые меня озадачили. Похоже, он был со мной не согласен.

- Я ему обычно бутылку ставил, - пояснил ситуацию Федор. - А сегодня промашка получилась: в магазин не завезли. Не думал, что он так упрется. А Лидке нельзя с участковым встречаться, он её давно запереть обещался.

- За что?

Понятно, что нехорошо вступать со студентами в половые отношения, но чтобы за это в тюрьму сажать? Это был уже явный перебор.

- За тунеядство, - пискнула гостья. - Я с колхоза уже три месяца как уволилась, а в город уехать денег нет.

Только теперь я перевела взгляд на Лидку. Прямо скажем, красотой она не блистала: поражала взор разве только некоторой замусоленностью, да вызывающе пышными изгибами, но как говорится на вкус и цвет...

- Ладно, - сухо согласилась я, - оставайтесь, а вы, Федор, отправляйтесь в свою комнату, пока участковый не уедет.