Журнал Виктора Франкенштейна

Аппарат гудел — то был результат его собственного внутреннего движения, — и я заметил легкое дрожание проводов; в этот момент мне показалось, что электрические машины превратились в живые существа. Мощность их возрастала с каждым вступающим в действие гальваническим элементом. Я помнил предписание Хеймэна не переусердствовать с увеличением мощности. Но при виде столь огромной энергии, выпущенной на свободу, меня охватила безмерная радость. Тело начало сильно трясти. В колеблющемся свете масляного фонаря оно отбрасывало на пол странную тень. Я сделал к нему шаг и с некоторой опаской коснулся руки. Теплота ее, казалось, возрастала. Голова начала дергаться из стороны в сторону, словно труп боролся с одышкой, но потом усилия эти стихли. Тело снова погрузилось в мертвенную неподвижность. Оно опять сделалось совершенно холодным. Я на мгновение отошел, чтобы проверить машины, и вдруг услышал, как позади меня зашевелилось нечто. Первою мыслью моей был мушкетон. Я быстро обернулся и невольно испустил возглас удивления: руки мертвеца переместились к глубокой ране в груди. Руководствуясь неким странным инстинктом, он хотел прикоснуться к тому, что стало причиной его смерти. То был момент прозрения — мне пришло в голову следующее предположение: существует некая сила воли или же инстинкт, способный пережить смерть тела. Меня коснулась вспышка молнии. Я испытал миг торжества. Но даже тут я попытался укротить всепобеждающее чувство возбуждения. Что, если это было некое непроизвольное движение мускулов, которое человеку помешали выполнить в тот момент? Был ли то жест, на который у него не хватило сил тогда?

Приближаться к телу я опасался, ибо не исключал новых внезапных движений, но понимал, что для работы мне необходимы быстрота и железная воля. Я отстегнул провода от первого субъекта и присоединил их ко второму. Разряд электрической энергии не нанес телу никаких видимых повреждений, и я был полон надежд в отношении воздействия, какое будет оказано на второй, лучше сохранившийся труп. В глубине души я радовался и оттого, что физически образец не пострадал, и тем самым мне предоставлена возможность дальнейших опытов.

Я вновь зарядил батареи и, применив небольшое давление к проводникам, добился появления искры. Второе тело сотряслось; оно будто бы — другого слова не подберешь — вытянулось в стойку. Затем все опять успокоилось. Я вновь пропустил разряд, и тело опять шевельнулось — на сей раз движение было более активным и беспокойным. Я различил некое вторичное шевеление в пальцах рук, которые, казалось, дрожали, до того сильно было возбуждение; сознаюсь, собственные мои руки тоже дрожали. Я зарядил провода в третий раз, но покоя тела это не нарушило. Собравшись было произвести дальнейшие исследования, я приблизился к образцу, и тут изо рта его вырвался крик, ужасный, исполненный безутешности. То был голос некоего демона, проклятого, затерявшегося в недрах ада, и я застыл, слушая, как вокруг разносится его эхо. Звуков этих довольно было, чтобы мертвого поднять, да только мертвый уже был поднят.

Когда я опустил глаза, опасаясь того, что может открыться моему взгляду, я заметил, что выражение ужаса исчезло и что лицо молодого человека выглядело совершенно спокойным.

Освободил ли этот жуткий крик его от мучений? Если допустить, что агония и ужас последних его мгновений были неким образом заключены в теле, то нельзя исключать и другого: удар электрического потока способен выгнать наружу страдающий дух — или душу; не могу подобрать названия явлению столь важному. Возможно ли, чтобы труп в буквальном смысле переживал агонию до того момента, как благодаря моему воздействию освободился? И тут меня поразило новое открытие. Голосовые связки пережили смерть.