Журнал Виктора Франкенштейна

Пиеса была, очевидно, задумана как драма о Биши и событиях последних нескольких месяцев. Должен сказать, меня удивило, что он готов обратить это в шутку. Впрочем, он обладал замечательной способностью возвышаться — иначе не скажешь — над обстоятельствами и смотреть на себя глазами постороннего.

— Мэри мы рассказывать ничего не станем, — продолжал он. — Ее это расстроит. Но мы, Виктор, должны пойти — новизна того стоит. Вы полагаете, меня будут представлять на сцене?

— Определенно.

Вечером того же дня, как он пожелал, мы вошли в театр «Альгамбра». Нам досталась небольшая ложа сбоку от сцены, на одном уровне с партером, где, как и следовало ожидать, мы сделались предметом сквернословия и освистывания зрителями низших классов. Биши, разумеется, не узнали, но вид его и манера держаться выдавали в нем джентльмена. Знай народ из партера, что он и есть герой мелодрамы, поднялся бы страшный шум. Как только небольшой оркестр затянул печальную мелодию, в дверь нашей ложи постучали.

— Кто это, какого черта? — воскликнул Биши. — Войдите!

— Вы позволите? — Из-за двери показалось лицо, мясистое, но не лишенное приятности. — Позвольте к вам присоединиться. — В ложу неуверенно вошел молодой человек, одетый в небесно-голубые брюки и габардиновый сюртук. — Ложи все разобрали. А эти джентльмены… — он указал на партер. — От них решительно нет никакого спасу.

— Разумеется, сэр, — ответил я. — Вот свободное место.

— Служитель мне так и сказал.

— Я знаю этого человека, — шепнул мне Шелли.

Ничего более сказать он не успел. Под нарастающие звуки оркестра занавес раздвинулся, и открылась сцена. Одетый в черное актер сидел будто бы в пещере — в уединенной комнате или же садовой беседке. Он что-то писал на свитке неправдоподобно большим пером.

— Я бросаю вызов всем существующим законам, —сообщил он публике. — Я заявляю, что небеса над головой лишены божественного. Бога нет!

Кто-то из публики глумливо засмеялся в ответ на это заявление, другие же одобрительно закричали и захлопали.

— Полагаю, — шепнул мне Биши, — этот джентльмен изображает меня.

За смешками и аплодисментами последовал свист — на сцене появилась молодая женщина. В манере весьма величавой она подошла к тому, кто, по замыслу, изображал атеиста, и нежно приласкала его.

— Ах, любовь моя, — произнесла она. — Ты свет очей моих.

— Она нисколько не похожа на Гарриет, — заметил Биши.

После незначительной сцены молодая женщина вышла вперед и обратилась к публике:

— Ах, если бы мне только удалось убедить его в существовании Бога, справедливого и милосердного. Тогда я смогла бы выйти за него с чистой совестью! Я бы жизнь отдала, лишь бы показать ему правду!

— Ты ему сиськи свои покажи! — выкрикнул кто-то из партера.

— Она может либо выйти за него, либо умереть, — сказал Биши. — Либо одно, либо другое.

Затем последовала сцена, в которой дьявол — или, по крайней мере, актер, одетый в красное, — принялся скакать вокруг молодой женщины, к заметной ее тревоге. Атеист на сцене, как выяснилось, увидеть дьявола был не способен — предполагалось, очевидно, что не знающий Бога не знает и дьявола. Все это производило впечатление смехотворное, и джентльмен, сидевший с нами в ложе, начал выказывать признаки нетерпения.

— Мое мнение таково, — произнес он, — что человек приносит ближнему больше вреда, нежели это когда-либо удавалось дьяволу.

— Согласен с вами, сэр, — отвечал Биши.

— Жалкое зрелище.

— Отвратительное.

— Как я рад, что попал на него!

Сидючи в этой узкой, грязной ложе, джентльмен чувствовал себя вполне удобно, и у меня сложилось мнение, что он должен чувствовать себя вполне удобно где бы то ни было. Он был молод и обладал улыбкою самой что ни на есть чарующей — он словно бы понимал все шутки, какие способен выкидывать мир, и видел, сколь они комичны.

— Простите, сэр, — сказал Шелли. — Полагаю, ваше имя мне известно.

— Вот как?

— Вы — Байрон.

— Обычно меня и вправду так называют.

Я изъявил удивление.

— Лорд Байрон?

Он кинул на меня смеющийся взгляд.

— Неужели существует другой?

Узнав о том, кто наш собеседник, я чрезвычайно заинтересовался. Я, разумеется, слыхал о лорде Байроне, но не читал ничего из его стихов. У Биши в этом отношении было надо мной преимущество; он и прежде в беседах со мной тепло отзывался о начальных песнях «Паломничества Чайльд-Гарольда».

— Счастлив познакомиться с вами, сэр, — сказал он. — Я ваш поклонник.

— Знай я ваше имя, я бы, несомненно, отплатил вам комплиментом.

— Полагаю, вы только что видели меня на сцене.

— Так это вы?

— Атеист.

— Шелли? А я-то думал, с какой стати джентльмену приходить сюда! Так вы и есть Шелли! Я много слышал о вас от Хогга.

— Вы знакомы с Томом?

— Он сделался моим соседом в Ноттингемшире. Он прочел мне все ваши стихи. Я восхищаюсь ими. Истинная музыка!