Через пару недель после создания НЗ Моква исчезал. Со временем мы узнали, что берлога его находится «против» «улова» в гряде сопок. Здесь на одном из склонов стоял гранитный кекур. Вода, солнце и ветер постепенно разрушали породы, и под кекуром образовалась щель. Туда и ложился медведь. Ветер насыпал сверху гору снега. Поворочавшись, Моква уминал его. Тепло зверя леденило стены, воздух от дыхания протачивал в верхней части купола отверстие, и на гребне сугроба начинал пульсировать туманный султанчик. Блаженно повздыхав, медведь закрывал глаза...
...В ту осень Моква пропал в середине сентября. Через несколько дней пастухи одной из бригад сообщили по рации, что медведь у них в оленьем стаде. Там он провел двое суток, и по поведению пастухи определили, что Моква сыт и весел, а в стадо забрел «себя показать да на других поглядеть». Так сказать, устроил последние гастроли перед спячкой. Рявкнет, проскачет за какой-нибудь важенкой, перевернется через голову, встанет на задние лапы и, довольный, смотрит, как часть стада несется во всю прыть метров на триста.
Мы много читали об отношении к природе в Индии и нечто похожее встретили у чукчей. Ни один житель тундры не тронет даже мышку и не сломает самой крохотной веточки, если это не заставляет делать железная необходимость. И уж конечно, они не трогали Мокву. А потом сообщили, что медведь «пошел кушать последнюю травку и спать». Перед зимовкой все медведи ищут целебные травы, накапливают в организме нужную дозу лекарств, одновременно очищая кишечник и желудок.
Еще через неделю подул северяк со снегом и грянула пурга. Ветер обдул вершины до черноты, забил долины снегом, спрессовал его до твердости камня и потащил мутные шлейфы на юг, через Анадырский хребет, к просторам Великого океана. Однако за хребтом стоял лес, и победные вопли ветра глохли в его объятиях, а снег бессильно падал среди деревьев. Пурги гудели одна за другой, ветер ревел неделю, месяц, второй. Такое помнили только старики.
Днем сын часто сидел у окна в комнате с подветренной стороны, смотрел на бесконечные клубы перетертого в пыль снега, водил пальцем по стеклу и что-то шептал. Однажды мы услышали: «Бедный Моква в мерзлучей берлоге исхудевшую лапу сосет...»
— Запиши,— шепнула жена.— Может быть, получится поэма, и весной Моква придет на первое чтение.
Весной... Разве могли мы подумать, что встреча состоится раньше, что пурга нарушит ритм жизни и вызовет цепочку удивительных событий.
«Петля разума»
Без еды олени теряют силы очень быстро. Уже на третий-четвертый день они ложатся, и никакая сила их не поднимет. Дикие могут протянуть на сутки больше, ибо не ограничены вмешательством человека при выборе корма. Кроме того, дикие олени, как и многие другие животные, узнают не только близкую перемену погоды, но и прогноз на долгое время вперед.
...Первой тогда в лесу забеспокоилась Рэквыт — Дикая Важенка. С осеннего дня, когда смолкли все шорохи, сквозняки и завихрения, постоянно кочующие по лесным тропам, и исчезли голоса птиц, хозяйка стада почувствовала приближение длительной непогоды. Рэквыт уже переживала такое и, не колеблясь, повела стадо на север. Через день навстречу низко поплыли тучи и повалил снег. Сырые хлопья укрыли все вокруг, а ночью зашуршал кристаллами, застучал по стволам деревьев ледяными дубинами мороз. Травы оказались под крепкой коркой, а на нее сыпал и сыпал снег. Даже ветви деревьев покрылись льдом и висели сосульками. Рэквыт прибавила шаг. Она никому не позволяла останавливаться. Даже когда под белым хрустальным кустом легла самая старая важенка, Рэквыт всего минуту печально постояла рядом, тряхнула головой и повела стадо дальше. На пределе сил олени вышли, наконец, к окраине леса. Здесь гудел ветер, и Рэквыт повела стадо навстречу ему, в закрытые снежными тучами горы.
...Через неделю после исчезновения оленей тревога овладела Нымэйынкиным — Большим Волком, вожаком стаи. Пропал след оленьего стада! Не только занесен снегом, а пропал вообще, потому что олени ушли с охотничьего участка. Одиночные зайцы и куропатки не могли утолить растущий голод двенадцати зверей.