Журнал «Вокруг Света» №01 за 1985 год

...Волки так же пересекли хребет и вышли на северные отроги. Здесь лежал крепкий наст, и лапы перестали проваливаться. Звери тяжело дышали, шерсть на боках от голода начала лезть и сбиваться в култуки. Нымэйынкин делал короткие остановки на пятачках, где кормились олени. Запах копыт на каменной дресве, следы дыхания на оборванных пучках травы, свежие шарики помета, которые волки жадно глотали,— все говорило о близости стада. Главное сейчас не сбавлять скорость преследования.

Вершина очередной сопки вдруг резко закруглилась. Открылся склон. Посреди него торчала скала, и олений след уходил туда. Нымэйынкин оглядел пустынную речную долину. Ветер стих, и снега блестели, облитые зеленым светом луны. Вожаку ужасно захотелось сесть, поднять морду к этому таинственному существу и излить накопившиеся в душе отчаяние и усталость, пожаловаться на терзающий тело и разум голод, на несправедливость природы, лишившей стаю куска пищи. Он уже подогнул задние лапы, но вовремя вспомнил: за спиной истощенная стая, сейчас она не простит слабости. Нымэйынкин встряхнулся и заскользил вниз по оленьему следу, добежал до кекура и застыл, поймав запах медведя. Пища! Огромная сила медведя, крепкие когти и острые клыки — все померкло в сознании вожака, мгновенно одурманенного теплым запахом. Пища! Неужели стая из одиннадцати волков не справится с сонным медведем?!

...Мы навестили берлогу Моквы на пятый день после «снежного побоища», когда уже знали судьбу всех участников и не опасались встречи с ними. Иней затянул прозрачной игольчатой кольчужкой горячие в момент схватки следы, ажурными кружевами прикрыл пятна крови. Но ветра в эти дни не было, и мы относительно легко разобрались в главных событиях битвы.

Самый крупный волчий след (отпечаток передней лапы четырнадцать сантиметров в длину) уходил чуть вверх по склону и снежной перемычкой, надутой ветрами, шел на верхушку кекура, а там была лежка. В месиве следов у берлоги и ниже отпечатков этих не было, они были наложены позже, сверху, глубокими мазками, которые получаются при резких прыжках зверя. Мы поняли, что вожак руководил началом битвы с каменного наблюдательного пункта, а сам ввязался в момент, который показался ему наиболее удобным для завершения битвы. Все выглядело довольно четко и умно, но где-то вожак допустил ошибку — медведь-то остался жив, и мы долго гадали и строили предположения, пытаясь выявить оплошность Нымэйынкина, пока не обратили внимания на три площадки в стороне от кекура. Одна метрах в десяти, другая чуть подальше, а третья вообще далеко внизу. Мешанина волчьих следов тянулась к ним от места центральных событий, снег на них был перемешан с клочьями шерсти и обильно залит кровью. А поверх отпечатков участников битвы лежали совсем свежие следы двух росомах, песца и лисы. Все стало ясно: вожак не учел голода своих собратьев. Только это помогло спастись медведю. Ну и, конечно, его личное мужество и воля, которая в какой-то миг на долю секунды взяла верх над коллективной волей стаи...

...Разбив ударами лапы купол берлоги, Нымэйынкин длинными прыжками по надуву выскочил на кекур. Стая окружила дыру. Густой запах зверя чужого рода заполонил сознание. Чужой — добыча, долгожданная пища. На сонного медведя решительно прыгнул один зверь, за ним второй. Зубы полоснули лопатку и загривок.

— Гуу-ух! — заревел медведь, одним могучим движением вылетел из берлоги и увидел стаю. Любой зверь, чем бы он ни занимался, всегда настроен на вторжение неожиданных событий в его жизнь. И медведь в неуловимые мгновения успел не только проснуться, оценить обстановку, но и понять, что о спасении бегством в данный момент не может быть и речи. Все решит сила.

— Гр-рух! — Медведь левой лапой ухватил висевшего на загривке волка, а правой нанес удар. Волк закувыркался по склону, а медведь, вновь махнув лапой, достал и второго, на лопатке.

Нымэйынкин призывно взвыл, стая бросилась вперед. Рев, вопли, удары и визг слились в долгий стон. Из кучи по широкой дуге вылетел еще один убитый волк, и стая рассыпалась. Медведь стоял на задних лапах: шерсть дыбом, клыки обнажены, глаза в красном пламени. Пар от разбрызганной крови обволакивал могучий торс. Медведь был страшен, и, пока вид его не смутил нападающих и не заставил их отступить, Нымэйынкин снова взвыл и прыгнул сам. Медведь уловил призыв, краем глаза заметил стремительную тень и махнул лапой. Это и помешало вожаку ударить клыками в горло добычи. Нымэйынкин ударил в предплечье, вскользь и тут же отлетел в сторону. Медведь остался стоять, а неудачная атака вожака все-таки смутила нападающих, один из них попятился и увидел дергающегося в агонии собрата. Он, взвыв, прыгнул на него, ведомый голодом и инстинктом, тысячи лет призывающим хищника добить раненого. Остальные бросились следом.

Медведь услышал треск костей, жадное рычание, понял, что пока забыт, и побежал вниз по склону. Нымэйынкин посмотрел ему вслед. Но что он мог поделать один? И вожак присоединился к собратьям.