— Родители мои были оба мореплаватели. И я родился в Тихом океане, на пароходе, в сотне миль от Владивостока. В школе полюбил биологию. Учитель попался превосходный, весь класс увлек своим предметом, не говоря уж про меня. После университета приехали вместе с женой работать в Баргузинский заповедник, в Давшу. О таком уголке только мечтать можно. Сказочное место даже на самом Байкале. Нетронутая тайга. Несколько домиков. Целебный источник. Полно дичи, рыба. Каких там ленков, тайменей вылавливал я!.. А вообще-то занимался экологией медведей. Научился медведей скрадывать получше любого охотника-промысловика.
— И приходилось убивать? — спросил Пилипенко.
— В интересах науки, как говорится, — понурился Ручьев. — Позже стал понимать, что начинаю разбойничать под этой эгидой. Поскольку и сама наука должна оглядываться на себя: любой ценой добывать научные сведения нельзя.
Капитан «Формики» ткнул себя трубкой в грудь, точно примерялся к пистолету.
— А ведь всем сердцем любил я тайгу, Давшу... Совсем не нравилось мне выезжать в город: он всегда успевал наградить каким-нибудь гриппом. Человеку из тайги стоит только проехать в автобусе, и на второй день ты зачихал: нет городского иммунитета, в чистой природе он не нужен, и организм забывает о защитных свойствах...
— Меня в тайге никакая простуда не берет, — вставил я. — А приходится иной раз по горло в болотах брести, целый день под дождем шагать или спать на голой земле. Но приехал в город, на камералку, цепляешь на себя все бациллы и вирусы.
— Однажды я серьезно заболел, — продолжал Виктор. — Разбило меня... Ни рук, ни ног поднять не могу. Всякое движение вызывает жуткую боль в мышцах. Повезли в Иркутск, а мне любое прикосновение — будто током по всему телу. Но перетерпел. Думал, быстро поставит медицина на ноги. Ан, нет. Оказалось — полиартрит. Кололи, кололи меня — и все напрасно. Вижу, дело плохо. Нет, думаю, не сдамся. Хочу жить, и все! Вспомнил один способ, который слышал от охотников: желчью звериной в похожих обстоятельствах лечился народ. Ну и я наказал жене достать желчи. Она подняла подруг, однокашников. Достали. Потом попросил врачей испытать на мне это средство. Не согласились, конечно. Упросил, доказал. Стали делать компрессы из желчи. А она жгучая: кожу разъедает. Но терплю. Не желаю сдаваться. Байкал плещется перед глазами. Хочу вернуться, посидеть на теплом камне и посмотреть в его живую глубину...
Ручьев встал, потянулся во весь рост, словно сам не верил еще в чудо.