И заскрежетали суставы нашего двигателя. Руки биолога двигались с размеренностью и чуткостью настройщика роялей. И отрегулированный дизель в конце концов заревел, будто соскучился по настоящей работе. Ручьев смахнул с бороды маслянистые катышки.
— Ну, можно плыть дальше. Но лучше переждать култук. Приглашаю вас к себе на чай.
Ручьев как-то по-журавлиному вновь перешагнул на свое судно.
В кубрике «Формики» оказалось уютно, как в кают-компании на добротном судне. Вдоль стен были надстроены деревянные койки, на которых пузырились надувные матрасы. На столике — бинокуляр, реферат на английском языке, рядом со столом — черный ящик самодельного термостата. В углу серебрилась миниатюрная железная печка, выкрашенная краской.
— Сейчас мы чаек быстро сварганим. — Ручьев загремел чайником. — Со специями таежными, полезными, надежными.
— А может, чего-нибудь покрепче ради такого случая? — предложил Пилипенко. — У нас где-то был спирт: жена сунула для растирания.
— Нет, братцы, вы как хотите, а я за чай, — возразил Ручьев. — Чай из байкальской воды, он особенный, полезный, лекарственный. Между прочим, в старину купцы возили в Москву и Петербург байкальскую воду в серебряных бочонках. Так что давайте пить чай, пока наша вода еще не потеряла вкуса, то есть не имеет еще никакого привкуса...
— На наш-то век в любом случае хватит Байкала, — кивнул Пилипенко на иллюминатор.
— Вода есть полезное ископаемое, — возразил Ручьев, выставляя на стол банку с брусничным вареньем, хлеб, масло. — Геолог не даст соврать — запасы воды в мире так же ограничены, как угля, нефти.
— А мне казалось, что в Байкале вода как вода, — осторожно возразил я.
— А я могу доказать, что байкальская вода особенно благотворно действует на организм как часть самой здешней природы, — загорячился Ручьев. — Просто
Он раскурил трубку, обдав нас ароматом табака, и стал рассказывать: