— Сейчас многое по глазомеру делаю, — говорит мастерица, — а скольких трудов это стоило! Руки у меня долго настоящими не получались: то жиденькие слишком, то пыром торчат. — Медянцева берет пучочек поменьше и потоньше, перевязывает у концов и вставляет пониже шеи будущей куклы. Затем прижимает руки к туловищу и обвязывает веревочкой — «это на время, пусть так привыкнут».
— Женскую фигурку я в сарафан старинного фасона наряжаю: на нем понизу ленты в несколько рядов нашивали, так я их плетеночками заменила. Сейчас мы эти плетеночки и будем делать, нужно для них искать соломки тохонькие-тохонькие. Я их в три или четыре пряди плету. Мать мне заплетала косу из восьми прядей — волосы у меня длинные были, хорошие. Дак ведь она сзади меня стояла, рук я ее не видела, вот и не умею теперь, как она.
Когда узенькая плетенка готова, Екатерина Константиновна сворачивает ее кольцом, сшивает концы и надевает сверху на куклу. Обруч спадает на сарафан и удерживается в самом низу.
— Теперь нужен ей кушачок. Какой лучше — красный или зеленый?.. Красный — хорошо! — Она перепоясывает куклу красной ниткой, завязывает ее бантиком-узелком. А под кушак вставляет еще одну плетенку, прямую, — спереди сарафан вертикальная лента украшала. Кукла готова. Медянцева ставит ее на стол, и она стоит ровно, осанисто, подбоченившись.
— А теперь будем делать мужичка. С этим гражданином возни больше будет. Ему еще шапку справить нужно, лапоточки сплести...
Мужичок был готов поздно вечером, и Екатерина Константиновна поставила его с девицей на шкаф — рядом с замечательной соломенной лошадкой, резво несущей сани с возницей.
— Когда делала — столько печек ими истопила: и кривоногие и кособокие выходили, а теперь вон стоит, и шея и голова у нее — все честь честью. У меня еще одна мечта есть: помню, к пасхе раньше в красный угол голубочка соломенного вешали, так вот хочется мне эту птицу сделать.
...Ночь разбудила визгом ветра и скрежетом стропил: бесновалась метель, и сквозь стекла, залепленные снегом, ничего нельзя было рассмотреть. А когда забрезжил рассвет, я с трудом отворил наружную дверь: снега намело по пояс, и он все продолжал сыпать. Света не было, и мы зажгли керосиновую лампу.
— Ну вот и накликала, вот и наворожила, теперь никуда вам хода нет. И не думайте! В такую погоду и трактор не пройдет, да и кто поедет в воскресенье! Так что оставайтесь, сейчас из подпола свинины достану, щи буду варить.