Журнал «Вокруг Света» №03 за 1962 год

Полдень застал их в пути. Они тащились через барханы и тоскливые низменности. Если бы не промелькнувший между холмами силуэт неведомого зверя, они могли бы с уверенностью сказать, что не видели ни одного живого существа. Не было ни тушканчиков, ни ящериц, ни даже пауков. «Как может жить в этой пустыне зверь? — задумался Фистуа. — Наверно, заблудился».

— Если бы найти скалу, отдохнуть в тени, — начал» он, пытаясь смочить слюной сухой, как стружка, язык. — Но скал уже не будет, мы давно ушли от гор, — продолжал он, помолчав. — Впереди только равнина.

Араб не отвечал. Фистуа казалось, что в ботинки налит расплавленный свинец. Он хотел спросить пленника, почему тот не убил его ночью, но не было сил.

К концу дня Халид, наконец, заговорил:

— Вы будете удивлены: мы идем не в Мадер-Султан.

— А куда? — содрогнулся Фистуа, почувствовав внезапный прилив энергии. — Куда, собака?

— Не знаю, — ответил Халид.

— Значит, ты заблудился?

— Это не совсем так. Я никогда не знал дороги в Мадер-Султан. Мы идем просто прямо, вперед, в пустыню.

Фистуа показалось, будто его чем-то тяжелым ударили между глаз.

— Я застрелю тебя на месте! — рявкнул он.

— Чего вы этим добьетесь? Умрете от голода и жажды. Я мог бы убить вас вчера ночью, но не убил. — Халид помолчал. — Моя смерть ничего вам не даст, и ваша ничего не даст мне. Убив вас, я не освобожу Алжир. Убив меня, вы не погасите восстания.

— Мерзавец! — прошипел Фистуа.

— Зачем ругаться? Я по-прежнему ваш пленник. И вместе со мной вы станете завтраком для гиен. Разве... разве только примете мои условия...

— Ты смеешь ставить мне условия!..

— Никаких условий, если мы погибнем. Но если мы встретим людей, то... то все будет зависеть от того, что это за люди. Если арабы или берберы, вы станете моим пленником и я гарантирую вам жизнь. Если французы, я останусь у вас в плену и вы гарантируете мне жизнь.

— Но почему мы тащимся вторые сутки по этой дикой жаре? — кипятился Фистуа.

— Очень просто. Мне нужно было увести вас подальше от убежища, в котором спрятаны наши раненые. Сейчас о них уже наверняка позаботились. На том холме, где вы спросили дорогу до Мадер-Султана, я решил завести вас в пустыню. Я пошел на гибель вместе с вами, лейтенант. Теперь я предлагаю вам жизнь.

Фистуа колебался.

— Хорошо, — наконец ответил он. — Хорошо, разрази тебя гром!

Халид протянул ему руку, и Фистуа пожал ее.

— Клянись, — проговорил араб, — клянись честью.

— Клянусь, — задыхаясь, сказал Фистуа, — ручаюсь за твою жизнь, если мы наткнемся на наших.

— Клянусь святой книгой, если мы встретим правоверных мусульман, которые борются против французов, я буду защищать твою жизнь, как свою.

— Ну ладно, ладно... Куда мы сейчас, после всей этой церемонии?

— Дальше на северо-восток. Только там можно встретить людей и воду.

— Возьми мой автомат, — сказал Фистуа, — я его не донесу.

Халид повесил автомат через плечо и двинулся вперед. Фистуа, еле держась на ногах, старался идти с ним вровень.

Было уже далеко за полдень, когда Фистуа приказал отдыхать. Пейзаж совершенно не изменился. Песок, камни, кустарник, барханы и снова барханы, кустарник, камни, песок. Далеко позади виднелась мертвая полоса Джебеля: серые и рыжие пятна, земля, сожженная солнцем; глаза напрасно искали хоть один зеленый островок. Через несколько минут Халид встал.

— Пошли!

— Нет! — запротестовал Фистуа.

— Если вы посидите еще хоть несколько минут, вы совсем не встанете. До темноты часа четыре. Заставьте себя.

— Я знаю, что говорю: дальше идти не могу.

— Я вам докажу, что можете.

Халид взял его за плечи и поднял. Фистуа не сопротивлялся.

— Смелее, лейтенант, — ободрял Халид. — Нельзя распускаться. Знаете: на войне как на войне, — припомнил он французскую поговорку.

Они продолжали бороться с песком и зноем, жадно ловили губами сухой колючий воздух. Фистуа выдержал еще полтора часа, прежде чем произошло то, чего так боялся Халид: Фистуа упал ничком в песок.

Халид поднял его.

— Нет, — прошептал Фистуа, — оставь меня! Дальше я не пойду... Иди один. Слышишь?

— Обопритесь на меня, — перебил Халид. — Пока есть силы, нужно идти.

— Я не могу! Понимаешь, болван?

— Это еще не значит, что вы не можете за меня держаться. Обнимите меня за шею. Вы будете только переставлять ноги. На это у вас должно хватить сил.

— С чего это ты вдруг стал обо мне заботиться? А? В бою ты хладнокровно укокошил бы меня, а сейчас нянчишься.

— В бою — другое дело. А сейчас... Ведь вы тоже не оставили бы меня, правда?

— Оставил бы! Чтоб тебя здесь шакалы сожрал!

— Вы только так говорите, а думаете иначе. Это сразу видно. Ладно, надо идти...

Фистуа пробурчал что-то невнятное. Он медленно терял сознание. Дальше и Халид был не в состоянии идти. Он выпустил из рук француза и в изнеможении упал на песок рядом с ним. Оба тяжело дышали. Но Халид не потерял сознания.

— Ничего, ничего, отдохнем немного, и все будет в порядке, — шептал он запекшимися губами.

Ночь укрыла их темнотой, как заботливая санитар одеялом. Фистуа понял, что жив, лишь когда увиде огонь.

Халид подбрасывал в костер ветки. Фистуа снов закрыл глаза и погрузился в бесконечную черноту.