Журнал «Вокруг Света» №07 за 1981 год

Игорь был готов к работе под водой. Но здесь, в Западной Сибири, условия оказались особые. Там, где его обучали водолазному делу, считалось: погружение в морозы — исключение, вызванное чрезвычайными обстоятельствами. Здесь же в основном приходилось трудиться в зимние, морозные дни — летом невозможно провести по зыбким берегам тяжелую технику.

Реальной угрозой было прекращение подачи воздуха: в металлических штуцерах, соединяющих звенья воздушных шлангов, иногда конденсировался пар и образовывались воздушные пробки. Поэтому те, кто оставался наверху, без конца поливали кипятком металлические соединения. Водолазы работали в ледяной воде полтора-два часа, их вытаскивали из проруби, отогревали.

Игорь навсегда запомнил одно из первых своих погружений. Предстояло проверить, точно ли по створу движется дюкер, как он ложится в траншее.

Такое задание не представляло ничего особенного, если бы не тьма, в которую он попал на дне Игорь слышал, что многие сибирские реки мутные, но ничего подобного вообразить не мог. Даже специальный фонарь не пробивал эту аспидную мглу. Пришлось работать ощупью, как многим другим до него Медленно, сантиметр за сантиметром...

Когда его подняли, он так вымотался, что еле шевелил губами. Но именно с этого дня начался его подводный «высший пилотаж».

Пришлось учиться еще многому: сращивать в той же кромешной тьме оборвавшийся трос, ликвидировать опасные перекосы... Но самым трудным оказалось «рыть» траншею — размывать водной струей из монитора грунт. Идти нужно было в полной темноте, не отклоняясь ни на градус. Он шел и чувствовал, как его с ног до головы обдает жаром. Сердце колотилось, под ложечкой неприятно покалывало...

— Ничего,— сказал он себе,— космонавтам или пожарникам куда трудней... Интересно, водятся здесь русалки?

Мысль эта рассмешила его, и он вдруг почувствовал, что начинает врабатываться: колотье и слабость в ногах прекратились, движения стали легче, свободнее, появился желанный ритм, та слаженность, когда дело вершится как бы само собой. Много раз после этого ему бывало под водой и трудно и жутковато, но в конце концов наступал момент, который он про себя обозначил одним словом: слитность.

Так медленно, неотступно вгрызался он в эту профессию. Но тут его вдруг свалило воспаление легких, и пришлось трубить отбой.

— Поскольку покидать Тюменщину я не собирался,— сказал Игорь,— решил идти в «робинзоны». Так у нас иногда монтажников называют, потому что заберутся они на свой объект и сидят там месяцами, как на острове. Но тут мне повезло: бригадиром был замечательный дядька. Молодой еще, лет под сорок, но всем нам он казался безусловным старейшиной. А главное — нужен мне был тогда именно такой человек. Знаете, у каждого парня комсомольского возраста наступает момент, когда необходим образец, пример для подражания, эталон — называйте как хотите. Многие почему-то считают это особенностью подросткового восприятия, но, уверяю вас, они ошибаются. В отрочестве можно увлечься книжным героем, а в юности, как правило, требуется живой. И обязательно, чтобы рядом, ну пусть не совсем, но в пределах досягаемости. Причем твердый, умный и смелый. Вот наш бригадир был как раз такой. Образование у него не шибкое — десять классов, кажется, но — самородок! Как глянет твердыми прищуренными глазами — металл и то поддается, ей-богу! Рассказывали, что на одной компрессорной иностранное оборудование «не ложилось» на наши фундаменты. «Подгоним! — сказал " бригадир.— Не ломать же все снова-здорово!» Иностранцы знали только один вариант установки и заявили, что в таком случае они снимают гарантию. «Снимайте!» — согласился; бригадир и так подогнал оборудование, что оно легло без сучка без задоринки.

Бригадой этой было смонтировано множество станций — нефтеперекачек, компрессорных, газокомпрессорных... Но даже у больших мастеров бывают объекты, на которых приходится выкладываться полностью. Такая нефтеперекачка попалась им на трассе Сургут — Полоцк.

— Как выглядела наша площадка? — продолжал Игорь.— Тайга с болотами. Зимой кажется — только здесь и строить. Зато с наступлением весны площадка превращалась в хлюпающее месиво без подходов и подъездов — рвы, ямы, траншеи.

... Валили лес, клали бревна, сыпали щебень в жадный, чавкающий зев. Болото словно издевалось — никакого эффекта, только грязь расходится. Приехал к ним как-то один большой начальник, поглядел и сказал: «Героями надо называть всех, кто дойдет хоть от вагончика до площадки!» А им ведь не просто ходить — работать надо!

Бичом монтажников стали комары, мухи, оводы. Особенно оводы. Укус у них такой, словно в тело вонзили раскаленную иглу, а игл этих — десятки, сотни. Никакие мази и накомарники не помогали. Выручали стрекозы, «вертолетики», как их называли ребята. Оводы панически их боятся: стрекоза впивается в овода с ходу и, пока не умертвит, не отпустит. Игорь до сих пор, завидев стрекозу, улыбается, словно приятеля встретил..