Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год

Пришло время, и мы уже знали о пихтовой роще все. Ну, по крайней мере, многое. Знали, что в роще на двадцати гектарах тридцать тысяч пихт; знали, сколько пихт проникло в каменный березняк и сколько каменной березы приняла роща; знали, когда пихта пылит и когда созревают семена, и во сколько лет у дерева начинается семяношение... Установили, что самым старым деревьям двести двадцать пять лет, а средний возраст рощи — сто тридцать, с точки зрения биологии — оптимальный.

Здесь уже кое-что стало проясняться и в вопросе о происхождении рощи. Отпала гипотеза, что пихту привезли и посадили (ближайшие ее родственники — за 2500 километров, на южных Курильских островах и в Приморье). Посаженную пихту подавила бы каменная береза. Да и опыты с сахалинской пихтой, которую попробовали переселить в Жупаново, тоже кончились неудачей. Вымерзла. К тому же вулканологи из группы Ольги Александровны Брайцевой на основании споро-пыльцевого анализа пришли к выводу, что когда-то, в доледниковое время, пихта была распространена на Камчатке, но ледник и похолодание вытеснили хвойные, оставив только фрагменты их. Когда создались благоприятные условия, хвойные снова стали расселяться на полуострове. Тогда-то и появились пихтовая роща и другой уникум заповедника — елово-лиственничный остров на берегу Кроноцкого озера. Анализ сложного биогеоценоза рощи тоже подводил к выводу, что пихта эта — абориген Камчатки, переживший оледенение. Правда, с вулканологами у нас пока расхождения: сколькими тысячелетиями мерить возраст рощи?

Когда мы уже хорошо знали рощу, позволили себе небольшой эксперимент. Перевезли вертолетом семнадцать деревьев в Елизово, и — представьте! — прижились. Стоят на улице бодрые, зеленые. Вот что значит абориген. Подрастают и экспериментальные посевы...

Мне очень хотелось увидеть в Жупанове ту самую Прасковью Александровну, о которой так ясно и хорошо говорил Науменко. Да не только он один. Увы, не повезло: Киселева была на маршруте.

...Мы шли с Гусевым по плотному влажному береговому песку, шли вдоль бесконечной пенистой линии прибоя. Говорили о том, что заповедник вроде бы считается сухопутным, а выходит к океану. Здесь и популяцию каланов охраняют, и птиц морских, и лосося, что на нерест идет. Естественно было бы не разрывать сушу с водой, прирезать заповеднику полоску акватории. От этого и природа бы выиграла, и исследования можно было бы вести комплексно, да и заповедник, получив свой малый флот, решил бы немало проблем — снабжения, строительства, надежной водной дороги к заповедным берегам.

Через несколько дней после нашего полета я узнала, что в контору заповедника пришла бумага, в которой говорилось, что облисполком решил просить Совет Министров РСФСР объявить трехмильную экваториальную зону вдоль тихоокеанской границы Кроноцкого государственного заповедника его территорией для охраны природы и изучения фауны моря. Это была та самая бумага, которую ждал в Москве Анатолий Михайлович Шалыбков, начальник отдела заповедников Главохоты.

...На подходе к Петропавловску вертолетчики получили сообщение: приближается циклон. И действительно, через час, когда мы уже были на земле, страшный ливень обрушился на город. Так штормовым ветром и звоном оконных стекол завершился день коротких встреч. И это завершение вернуло мне состояние, которое я испытала утром в ожидании летной погоды: кроноцкая земля — как нечто прекрасное — снова стала недосягаемой.

Л. Чешкова, наш спец. корр. п-ов Камчатка

Рукотворные озера Камагуэя

Впереди едет автофургон серебристого цвета. Он притормаживает и сворачивает на гравий, направляясь к группе легких строений в окружении пальм, расположенных в километре от шоссе. По борту автофургона — синяя полоса и буквы ICP: сокращение от «Институтс кубано де песка» — Кубинский институт рыболовства. Такие машины десятками видишь каждый день в Гаване, особенно в районе порта. Но что «Институтс де песка» делает здесь, далеко от моря, в поселке животноводов провинции Камагуэй? Автофургон окружают женщины. Короткий оживленный разговор с водителем, взрывы смеха, и вот уже довольные домохозяйки расходятся по домам. В руках у каждой — прозрачный пакет со свежей рыбой.

— Тилапия! Ох и вкусна! — комментирует наш всезнающий и потому незаменимый водитель Гильермо. Высунувшись в окно, он пылко бросает вдогонку дородной мулатке, величаво шествующей мимо:

— Королева! Если ты так же здорово стряпаешь, как ступаешь по земле...

Настоящий кубинец, Гильермо не может оставить женщину без комплимента.

Царство тилапии оказалось близко — водохранилище Химагуайю, рукотворное озеро площадью почти 190 гектаров. Закатав по колено штанины, я лезу в лодку рыбаков Ховито Сиснероса и Армандо Камачо. Сидящий на веслах Армандо — веселый белозубый парень в выгоревшем армейском кепи — плавно гребет туда, где качающиеся на волнах пластиковые шары-поплавки обозначают верхний край сети. Там уже стоят несколько лодок, хлопочут рыбаки.