Журнал «Вокруг Света» №07 за 1987 год

— Не понимаю,— тихим голосом произнес совершенно сбитый с толку Бирн.

— Хорн наверняка замешан в данном деле как раз потому, что выкрутился из него. Вот и все объяснение,

— И притом очень вразумительное,— съязвил журналист.

Некоторое время оба стояли и молча глядели на море. Потом патер Браун сказал с усмешкой:

— Тогда давайте вернемся к морозильнику. Первую ошибку в оценке событий вы допустили там, где ее и полагалось сделать большинству газетчиков и политиков. А все потому, что давно внушили себе: в современном мире богачам нечего бояться, кроме социализма. Однако это злодеяние не имеет никакого отношения к социалистам. Они должны были послужить преступникам ширмой.

— Да, но ведь убили сразу трех миллионеров,— запротестовал Бирн.

— О, нет! — резко перебил его патер Браун звонким голосом.— В том-то все и дело. Убиты не трое миллионеров, а двое. Третий очень даже жив и здоров и притом навсегда избавился от грозившей ему опасности. Гэллап и Стейн припугнули упрямого старомодного скрягу Уайза: если тот не войдет в их синдикат, с ним разделаются, иными словами, «заморозят». Отсюда и разговор с Поттером о морозильнике.

После некоторой паузы патер Браун продолжил:

— В современном мире существует движение социалистов, имеющих своих сторонников и противников. Но почему-то наша пресса не замечает еще одного движения, не менее современного и мощного. Его цель — монополии и объединение всевозможных предприятий в тресты. Это тоже своего рода революция, и она во многом похожа на любую другую. Стороны, сражающиеся в ней, не останавливаются даже перед убийством. Промышленные магнаты, словно средневековые владыки, заводят себе придворных, личную охрану, наемных убийц и платных агентов в стане противника. Генри Хорн был не кем иным, как рядовым шпионом старика Гидеона в среде социалистов — одном из неприятельских лагерей. Правда, в нашем случае его использовали как орудие для борьбы с другим врагом — конкурентами, попытавшимися разорить Уайза за несговорчивость.

— И все же непонятно, как им могли воспользоваться,— вмешался журналист.— И для чего?

— Неужели вы еще не догадались? — раздраженно воскликнул патер Браун.— Да ведь Хорн и Уайз обеспечили друг другу алиби!

Во взгляде Бирна еще чувствовалось сомнение, но на лице его начали появляться проблески догадки.

— Именно это я подразумевал, говоря, что они замешаны в происшедшем, так как ловко выпутались из всего. На первый взгляд они совершенно непричастны к двум другим убийствам — оба были на морском берегу! На самом же деле они, напротив, имеют прямое отношение к тем преступлениям, поскольку не могли являться действующими лицами драмы, которой не было и в помине! Необычное алиби, и в этом его преимущество. Каждый поверит в искренность человека, сознающегося в убийстве или прощающего покушавшегося на его жизнь. И едва ли кому придет в голову, что никакого злодеяния на скалистом обрыве не совершалось вовсе и одному не в чем каяться, а другому нечего прощать. Их не было в ту ночь здесь, на берегу. Хорн той ночью задушил в роще старого Гэллапа, в то время как Уайз убил в римской бане коротышку Стейна. Интересно, вы по-прежнему верите, что Уайз выбирался из пропасти?

— Нет... Но рассказ Хорна был просто великолепен,— с сожалением в голосе произнес Бирн.— Вся история казалась весьма убедительной!

— Даже чересчур, чтобы в нее поверить,— сказал патер Браун, покачав головой.— Как живо выглядели вскинувшиеся в лунном свете пенные брызги, превратившиеся затем в призрак. Прямо как в сказке! Да, Генри Хорн, конечно, негодяй и подлец, но не забывайте, что он к тому же еще и поэт.

Перевел с английского В. Ильин

Валентин Гончаров. Слово предоставляется...

Экипаж корабля ликовал: после долгих лет полета в одиночестве космонавтам предстояло увидеть братьев по разуму.

Правда, были и скептики. Кто-то из младших пилотов с ехидцей поинтересовался, почему, мол, сами эпсилонцы не проявляют стремления к контакту. Но экипаж готовился к высадке, и на мятежные речи никто не обратил внимания, а капитан быстренько осадил наглеца, напомнив ему о поломке механического уборщика и о том, что от еще одной очистки корпус корабля только посвежеет. Сам он ликовал в предвкушении барышей, которые посыплются от туристических корпораций за драгоценную находку, но из-за выходки молокососа прежнее безмятежное настроение исчезло.

Под приветственные крики тысяч и тысяч аборигенов, собравшихся у места посадки, космонавты вышли из корабля. Рядом с кораблем было сооружено нечто сильно смахивающее на обычную трибуну для выступлений, а вскоре на нее взобрался представительного вида эпсилонец и поднял руку. Шум в огромной толпе стих как по мановению волшебной палочки.

По звучанию речь аборигена напоминала одновременно хруст толченого стекла, мяукание кошек в подворотне и шелест дождя в кронах деревьев. Машины-лингвисты начали перевод.