Журнал «Вокруг Света» №08 за 1977 год

На краю деревни стоит церквушка. Деревянная, невысокая, окнами алтаря смотрит на Ангару. Она тоже заросла бурьяном по «пояс», потеряла главку, но ее сдержанные линии до сих пор говорят о том, что ангарским мастерам было свойственно стремление к простоте и цельности и что незамысловатый сруб был не только конструктивной, но и архитектурно-художественной основой выразительности созданных ими строений, будь то церковь или изба. Именно здесь, в Савино, где мы не встретили ни одного человека, я почему-то вдруг отчетливо ощутила, что ангарская деревня, вся, целиком, с ее двумя порядками домов, ориентированными на солнце, с ее улицей-дорогой, запертой в конце деревни жердями поскотины, с ее зеленым просторным полем, которое начиналось сразу за околицей и уходило к синеющему лесу, — все это есть нечто единое, созданное по принципу «как мера и красота скажут». Нельзя не сохранить и не передать эту заповедь старых мастеров тем, кто строит сегодня на берегах той же Ангары...

Река отливает рассветным серебром, сопки еще темные, только чуть проступает желтизна листвы. Накрапывает дождь. Тишина такая, что ее слышишь. Октябрь ушел на моторке разыскивать «ручей», о котором говорили охотники; Игорь и Борис отправились на поиски этого же зимовья берегом.

Александр Викторович нетерпеливо расхаживает по палубе катера, подняв воротник плаща. Услышав свист, но еще не видя за деревьями ребят, взволновался.

— Нашли?! — кричит он в сторону леса.

Шандро и Чуласов вернулись ни с чем: тропа завела их глубоко в тайгу, и они, поддавшись искушению, пошли по ней, забыв про ручей.

— Сюда! — слышится голос Леонова.

Мы с Ополовниковым сбегаем по трапу. Ноги тонут в мягкой влажной отаве. Пахнет сеном, прелым листом. За пологим береговым холмом открывается ручей. Темная вода его, усыпанная желтыми листьями, несется в Ангару. Идем вдоль ручья, с каждым шагом углубляясь в чащу. Свет разгорающегося утра золотит лиственницы и березы. Ручей остался глубоко внизу, продираемся через ельник, обходим стороной бурелом, проваливаясь по колено в сырой мох. Наконец, выходим на просторную поляну и видим крохотную зимовьюшку и лабаз на двух столбах. Леонов, довольный, сидит, покуривая, на поваленном дереве.

— Так-так, — Ополовников обходит строения, заглядывает, низко согнувшись, внутрь сруба. — Не шедевр, но... Садись, работай, — говорит наконец он подошедшему Чуласову. — А мы, Октябрь Михайлович, поснимаем.

Ополовников терпеливо ловит свет, чтобы передать фактуру бревен, убирает вокруг избушки все лишнее, долго ищет ракурс. Ему хочется показать, что место для зимовья выбрано не случайное — сухое, светлое...

Приблизительно через километр охотничья тропа вывела нас к новой избушке. Но она принесла лишь разочарование. Сбитая из досок, кое-как, словно скворечник, сделанный равнодушной рукой. Ополовников отворачивается с горечью. Это, конечно, постройка недавних лет. Может быть, теперь охотникам нет нужды строить основательно? Дом стал ближе, моторка, вертолеты как бы сократили лесные пути, да и охотник, строя зимовье, уже не держит место в секрете, понимая, что это не только «его» угодья...

— Все это так, — сказал Александр Викторович, выслушав наши рассуждения. — Но главная причина кроется, на мой взгляд, в другом: человек уже давно простился с той жизнью, когда он должен был уметь все делать сам. И все-таки глубоко в тайге, я уверен, можно отыскать «подлинники»...

Уже ночью приткнулись к какому-то острову. Шелестит высокая, залитая лунным светом трава. Где-то в стороне сонно темнеют соседние острова — Усольцевский, Селенгинский.

Спят деревни посреди Ангары... На острове Усольцевском, в деревне Усольцево, под крышей своего двухсотлетнего дома, коротает ночь Дарья Ивановна Привалихина. Растревоженная дневным разговором с нами, быть может, вспоминает она, как пришла в этот дом девчонкой-хозяйкой, и удивляется про себя, что вот все, чем жила, вдруг оказалось интересным кому-то — и эти стены из сосновых бревен, и прялка, и гребни для чесания шерсти и льна, и рубель для стирки, и сеть с поплавками из бересты... И уже не такой острой кажется боль расставания с домом, но другая боль — о детях, не доживших, не дошедших до этих «чудных» дней, наполняет душу. И, комкая платочек, Дарья Ивановна тихо приговаривает свое постоянное, облегчающее: «Господь с вами, спасибо»...

Утром туман скрыл небо, берега, реку — казалось, мы утонули в его плотных, молочно-влажных волнах. Может, все, о чем думалось мне в эту лунную ночь, — просто приснилось? Но вот высветилось пятнышко солнца, мелькнул силуэт лодки и темная женская фигура в платке, уносящаяся в туман, к островам...

Чтобы подобраться к деревне Аксеново, пришлось на моторке пересекать протоку и долго идти под моросящим дождем по желтому пружинисто-влажному косогору. Избы на виду, рядом. Как всегда, пришло чувство тревожного ожидания: что принесет нам эта деревня? Радость или разочарование?