Журнал «Вокруг Света» №08 за 1978 год

Вот и сейчас в большой светлой комнате, сидя на полу — так удобнее, — мастерицы орудуют привезенными с собою острыми ножами, кроят сразу, на глаз, без предварительных обмеров. Часами не разгибаясь, вновь и вновь протыкают иглой куски меха. Иголка с тонкими и крепкими жильными нитками только мелькает в руках мастериц: скорей износятся, порвутся торбаса и кухлянка, чем оборвется эта нить. Они вышивают по замше орнаменты белым подшейным волосом оленя, нанизывают на нить разноцветный бисер, укладывая его в узоры... Как это трудно, понимаешь только тогда, когда пытаешься сделать что-то сама. Иголка выскальзывает из пальцев, каждый стежок дается с усилием, и проходит много времени, прежде чем на свет появляется вышитая на кусочке оленьего меха кривая, неуклюжая розетка из бисера.

Меня особенно поражает мастерство эскимоски Камеи из поселка Лаврентия. Она шьет, словно играет, и при этом все время рассказывает, смеется, шутит. И вот она кладет на стол готовую вещь — черно-белый эскимосский мяч. Он очень похож на тот, что я видела в Ленинградском Музее этнографии. Помню: тот, музейный, казался мне уникальным, как археологическая находка. Глядя на него, я ощутила Север, его нетронутую белизну, его пространства. В нем как бы концентрировались основные черты эскимосской культуры — ее ясность, рациональность, лаконизм, своеобразное сочетание суровости и жизнерадостности.

Я ошиблась, считая, что этот мяч неповторим. Вот она, живая, веселая Камея, и вот мяч, который она сшила всего за два дня. В нем то же совершенство и та же загадочность, и я опять пытаюсь расшифровать смысл его рисунка.

На белом фоне мяча Камеи резко выделяются черные, слегка скругленные в очертаниях квадраты. Лаконичные, отдельно расположенные элементы белого орнамента внутри этих квадратов напоминают... снежную ярангу. Да, безусловно, это похоже на полукруглое древнее эскимосское жилище. Значит, в каждом квадрате заключено по четыре повернутые друг к другу яранги. Да ведь это небольшое стойбище! Островки человеческих жилищ, а вокруг белые арктические просторы. Таких черных квадратов с белыми ярангами — четыре. Все они симметричны. И можно предположить, что это стойбища, расположенные по четырем сторонам света. Это — земля, населенная эскимосами... Темный кружок в верхней части мяча — наверное, магический глаз, который встречается в чукотско-эскимосском искусстве, а может быть, и солнце, которое светит над миром. Кто знает? Нам хорошо известно лишь одно — в народном искусстве жизненные впечатления часто принимают орнаментальную форму. Стоит вспомнить характер многих северных узоров и их названия — «оленьи рога», «заячьи уши», «рыбьи хвосты». В орнаменте эскимосов заключено то немногое, что человек видит вокруг себя в Арктике — океан, даже летом покрытый льдами, землю, небо и солнце над головой. В орнаменте — четкость, определенность, твердый, ясный ритм.

Мячи, которыми издавна любят играть чукчи и эскимосы, обычно шьют из кожи и набивают оленьей шерстью. Они бывают разного размера. Надо думать, когда-то и сами игры и мячи были связаны с первобытной магией, имели ритуальное значение. А сегодня мы смотрим на произведение древней северной культуры, и оно несет нам драгоценную богатую информацию о прошлом.

И. Рольник

Куйган опко

Скотоводы Киргизии с давних времен делают вкусное блюдо. Называется оно «куйган опко», что значит «налитые легкие».

Хозяйка, получив легкие разделанного барана или козла, проверяет, пригодны ли они (если все в порядке, они раздуваются, как мяч), затем берет кусок требухи и пришивает «горлышко» к «сосуду».

Медленно и терпеливо заполняет его хозяйка молоком, кладет немного топленого масла и айрана — для закваски. При этом мягко поглаживает стенки, и тогда легкие «работают» лучше всякого механического фильтра. Постепенно бледно-красный цвет «сосуда» становится белым с лоснящимся металлическим блеском. После этого хозяйка бросает «сосуд» в котел с кипящей водой и через час, аккуратно разрезав «куйган опко» на мелкие кусочки, подает к столу.

Это блюдо рождено кочевой жизнью скотоводов-киргизов.

Оно калорийно, не боится ни жары, ни холода и сохраняется очень долго. Не говоря о том, что очень вкусно.

Т. Батыркулов

Вальтер Бонатти: «В сверкающей и молчаливой бесконечности...»