Журнал «Вокруг Света» №08 за 1982 год

Иоанна Рудаускене свою корзину плела на глазах у сотен людей. Прутья ветлы цвета спелого льняного поля послушно сгибались в ее загрубевших, но ловких пальцах. Ряд за рядом она соединяла лозу со стояками, но странно... будто сама лоза вела руки мастерицы к задуманной ею форме. Корзины Рудаускене пользовались особым успехом на празднике: в благородстве их линий угадывалась многовековая традиция; вроде и похожи на все корзины мира и в то же время нет, иные, особые. От них исходила напевность литовской мелодии, казалось, ты видишь элементы фольклорного хоровода... Возьмешь такую корзину в руки, и выпускать уже не хочется. Легка, удобна, прочна. А золотистые стебли, из которых она соткана, словно отдают тебе накопленное растением солнечное тепло.

На улицах старинного города была осень — пахло спелыми яблоками. Крупные краснобокие плоды падали на цементные тротуары, и я слышала их стук. Вот такая улочка и привела меня на северную окраину Шяуляя.

Здесь в старом островерхом домике с позеленевшей черепичной крышей живет Рудаускене. Поднимаюсь по крутой чистой лестнице под своды крыши и сразу попадаю в комнату-мастерскую, где среди аккуратно связанных пучков стеблей, деревянных форм и готовых корзин работает мастерица.

В одной из книг писателя Олега Куваева есть такие строки: «...В дальних глухих поселках живут люди с неприметным, но сильным светом в душе. Ты замечаешь его, если смотришь на человека благожелательно, и ум твой не отягчен суетой. Конечно, они есть и в больших городах. Но там ты просто не видишь их, их свет теряется в многолюдстве». Мне вспомнились эти слова в домике Рудаускене.

Мастерица была невелика ростом, сухотела. Серые глаза ее смотрели пристально и лукаво, как бы спрашивая, действительно ли мне интересно ее рукоделье.

— Я мало умею по-русски,— предупредила она,— боюсь, скоро не сумею рассказать.

Пальцы мастерицы спокойно переплетают лозу с лозой. Когда стебель кончается, она выбирает из ближайшего пучка следующий, закрепляет его, и мерный шелест гибких прутьев сопровождает ее рассказ...

...Ветла — какое ясное слово!

Ветла пахнет терпкими полевыми травами и свежим озерным ветром. В ней живет смутное, волнующее, почти забытое ощущение детства. Старая кряжистая ветла росла у самого крыльца родительского дома, и каждое лето листья ее будто шептались над крышей. Когда поднимался ветер, крона ветлы серебрилась, длинные ее ветки мягко кланялись земле...

Это воспоминания детства Иоанны.

В литовских деревнях всегда плели корзины из лозы ветлы. В корзинах хранили белье, овощи, яйца. Собирали картошку, яблоки, ягоды, грибы. С корзинами ездили за покупками на базар, на ярмарку.

В деревне, где родилась Иоанна, корзины плели только мужчины. Неподалеку, в Куршенай-Даугеляй, Иоанна часто гостила у родственников. Здесь она и увидела, как плетет Стасис Кибартас, как бережно он обращался с ветками ветлы... Он дарил людям свои изделия, и они радовались. Забравшись на чердак, чтобы никто не видел, Иоанна пробовала плести, повторяя движения пальцев мастера. Кибартас скоро заметил интерес Иоанны и стал учить ее маленьким секретам мастерства.

Иоанна с самого начала стала вносить в ремесло свое видение окружающих ее предметов: со старинных литовских горшков с тяжелым дном она перенесла в корзины круглые широкие днища, что-то брала от подсолнухов, что-то от полевых цветов...

Переселившись в Шяуляй, Иоанна показала свои изделия художникам комбината «Дайле». Ее приветили и помогли. Теперь Рудаускене тихо говорит:

— Я умею сделать, как хотят художники.

...Каждой осенью Иоанна садится в автобус и отправляется в свои места, туда, где ветлы серебряной дымкой окутывают редкие хутора. Она ходит по опавшей листве, по берегам рек, вдоль дорог. Острым ножом срезает однолетние и двухлетние побеги — длинные, тугие, подобные тонкому натянутому шнуру. Мастерица ищет ветки, у которых на срезе сердцевина маленькая, еле различимая, а поверхность, если снять кору, чистая и глянцевая. Если же у ветки на срезе большая сердцевина, да еще с коричнево-красным оттенком,— такой прут не годится, он ломкий.

А дома она выпаривает стебли и, сняв в них кору, отбирает те, что посильнее, для каркасов и ручек. Остальные идут на подготовку лозы — расщепленные на половинки и четвертушки стебли. Лоза у Рудаускене получается ровная, гибкая, гладкая... Иоанна не любит ее подкрашивать. Лучший цвет — цвет, данный природой. Но для выставочных и декоративных работ непременно выдерживает лозу в содовом растворе. Тогда материал для плетения приобретает светло-коричневую окраску.

— Начинала я когда-то со стебля и ножа,— продолжает знакомить меня со своим делом мастерица,— а теперь вот сколько напридумала себе помощников.— При этом она тепло оглядывает всевозможные инструменты, которые лежат рядом, на полу.