Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год

Кофе выпит; одной из фрейлин княгини подали балалайку, нечто вроде русской гитары о трех струнах, из которых извлекают несколько грустных монотонных звуков в духе тех, что издает в Алжире немного похожий музыкальный инструмент. С первыми нотами, если подобные звуки можно назвать нотами, поднялась и стала танцевать вторая фрейлина. Я воспользовался словом «танцевать», не подобрав другого ни пером, ни языком; но факт, что подобное движение ничего общего с танцем не имеет: это были позы, наклоны тела и кружение, являющие безыскусную пантомиму, исполняемые танцующей без страсти — ни грации, ни удовольствия. Минут через десять она опустилась на колени и воздела руки кверху, как бы обращаясь с мольбой к незримому гению, поднялась, минуту кружась на месте, и коснулась одной из подруг, которая поднялась, приняв ее протянутую руку. Вторая в точности повторила танец первой танцовщицы, была замещена третьей, вновь начавшей то же исполнение безо всяких вариаций. Я уже спрашивал себя, все ли двенадцать фрейлин, обязанные повиноваться по первому слову, последуют таким вот образом одна за другой, и продолжение монотонного удовольствия заведет нас в полночь, но после третьего танца и кофе, и чай были выпиты, княгиня поднялась, сошла по ступеням, взяла под руку и повела меня. Конечно, двенадцать фрейлин пошли следом и вернулись в замок так же степенно, как их повелительница. Нашу отлучку использовали для устройства иллюминации. Салон сиял огнями, отраженными великолепными зеркалами и граненым хрусталем люстр, привезенных, по-видимому, из Франции. У одной из стен салона находился рояль Плейеля. Я спросил князя, играет ли кто в доме на рояле; он ответил, что нет, но ему известно, что во Франции не бывает салонов без рояля — увы! он говорил правду — и что он захотел приобрести такой же. Итак, это пианино, доставленное лишь месяц назад, сохраняло целомудрие, но накануне было настроено специалистом, приглашенным из Астрахани, на случай, если кто-нибудь из гостей, ожидаемых князем, умеет играть на экзотическом инструменте. На нем играли все три наши дамы.

Чтобы проявить учтивость и ответить княгине на знаки внимания, только что нам оказанные, я призвал Калино, очень сильного в московском танце, сделать первый шаг. Калино ответил, что готов, если одна из дам согласится встать против него.

Вышла мадам Петриченкова. Мадам Врубель села за рояль. Если некоторые стороны университетского воспитания Калино были в зачаточном состоянии, то его природная склонность к хореографии, наоборот, получила большое развитие. Калино плясал «русского» с таким же совершенством, с каким Вестрис танцевал гавот шестьдесят лет назад. Он вызвал восхищение общества и получил комплименты княгини.

Потом организовали французскую кадриль. Мадам Врубель оставалась за роялем, звуки которого, казалось, доставляли самое большое удовольствие княгине. Мадам Давыдова и мадам Петриченкова, приглашенные Курнаном и Калино, были на своем месте. Княгиня, уже очень взволнованная русской пляской, была вознесена на вершину счастья французским танцем: она встала с кресла, смотрела на танцующих сверкающими глазами, наклонялась вправо и влево, чтобы лучше прослеживать переходы; аплодировала сложным фигурам и улыбалась, сложив сердечком губы, обаятельные по форме и свежести. Наконец, с последней фигурой кадрили она позвала князя и вполголоса, но тоном, полным жара, сказала ему несколько слов. Я понял, что просила разрешения танцевать. На это я обратил внимание г-на Струве, который должен был стать, казалось мне, естественным посредником в данном серьезном деле; г-н Струве действительно взял на себя переговоры и закончил их настолько успешно, что я увидел его предлагающим руку княгине и занимающим место для следующей кадрили. Оставались фрейлины, которые с завистью смотрели на хозяйку. Я подтолкнул Калино и пошел спросить князя, не будет ли нарушен калмыцкий этикет, если фрейлины будут танцевать ту же кадриль, что и княгиня. Князь как раз созрел для уступок: у него просили конституцию для его народа, и он немедленно дал ее народу. Разрешил общий танец! Когда бедные фрейлины узнали эту добрую новость, они готовы были поднять свои платья, как если бы им предстояло садиться верхом, но взгляд княгини умерил их энтузиазм.

Калино первым попал в руки одной из фрейлин, Курнан — в руки другой; двое-трое молодых русских, приехавших с нами из Астрахани, тоже сделали приглашения; мадам Давыдова и мадам Петриченкова стали «кавалерами» двух других девушек; наконец, две, оставшиеся без приглашений, взаимно пригласили одна другую и заняли место в общем хороводе. Музыка подала сигнал.