Особенно круто замешан этнический коктейль в столице. Совершив часовую пешую прогулку по улицам Порт-Луи, можно осмотреть католический собор святого Людовика, мечеть Джумаа, индуистский храм, англиканскую церковь святого Джеймса и китайскую пагоду. Однако есть одно место, где приверженцы разных религий и убежденные атеисты сходятся вместе и не чувствуют никаких различий между собой. Это Центральный рынок, поскольку здесь все чтят только одного бога — бога торговли.
Чем ближе подходишь к рынку, тем оживленнее улицы, застроенные двухэтажными домами в колониальном стиле, больше лоточников, торгующих с тележек или прямо из коробок, назойливее разносчики, предлагающие простакам-иностранцам блескучую дребедень.
Толпа находится в беспрестанном движении, поминутно меняет свой облик. Взгляд невольно останавливается на наиболее ярких типажах, определяющих физиономию столичной улицы. Вот трое стариков-китайцев с пергаментными лицами степенно покуривают у мелочной лавки с претенциозным названием «Супермаркет «Париж», повторенной иероглифами; мускулистый парень в кожаной безрукавке, надетой на голое тело, со спутанными белесыми волосами, перехваченными красной ленточкой, обнимает за талию свою подругу, облаченную в вылинявшую майку с надписью «Университет штата Висконсин»; две замужние индианки в малиновых сари шествуют с полными кошелками домой; иссохшая старуха, мотая седой головой и что-то бормоча, предлагает пакетики с травами — по всей видимости, приворотными; юркие маленькие тамильцы волокут на головах корзины с грузом; креолка в обтягивающей тело кофточке и коротенькой юбочке танцующей походкой пересекает улицу, а официант, скучающий у дверей кафе, приветствует ее, соединив в виде буквы «о» указательный и большой пальцы: «О"кей, девочка, ты в порядке!» Лица всех оттенков от белого до желтого, смугло-оливкового до графитового, одежды всех цветов и фасонов, фигуры всех степеней стройности и роста... — таков рыночный квартал Порт-Луи.
Такая же неугомонная толчея у овощных, рыбных, фруктовых, цветочных рядов, возле столов с шипящими сковородками и мангалами, где приготавливаются тонкие местные блинчики и другая простонародная закуска. Заметно спокойнее в многочисленных прохладных лавках, заваленных местным текстилем (отличного, надо сказать, качества), сумками, ремешками, бусами, лакированными раковинами и прочей мелочевкой. Наибольшим спросом пользуется у туристов парео — кусок пестрой хлопчатобумажной ткани, используемой женщинами вместо платья или юбки наподобие индийских сари.
Под сводами павильонов стоит несмолкаемый гул голосов, слышится стук мачете, разрубающих кокосовые орехи или больших тунцов. Вдруг, перекрывая все шумы, прямо в ухо вам протяжно кричит продавец апельсинов: «Зора-а-а-нж!», с другой стороны слышится зычное: «Зарико-о-от!» (фасоль), а откуда-то сзади в спину вам летит пушечным выстрелом клич сбытчика яблок: «По-м-м-м!»
На рынке в Порт-Луи принято торговаться и зазывать покупателей на креольском наречии, его называют еще «французский без грамматики». Впрочем, если обратиться к зеленщику по-французски или по-английски, вы немедленно получите более или менее внятный ответ. На Маврикии два эти языка имеют статус государственных, причем, как ни странно, французский больше в ходу, несмотря на полутора-вековое господство британцев. Разумеется, выходцы из Азии говорят на языках своих предков: бходжпури, хинди, урду, тамильском, маратхи, телугу, гуджарати, китайском. А креольский, не имея статуса государственного, остается всеобщим.
Решив познакомиться с местным наречием поближе, я обратился к нашему гиду. Лиляна Будна, полька по происхождению, окончила иняз в Москве, вышла здесь замуж за маврикийца и уже много лет работает гидом в компании «Мари Турз», сопровождая французские, польские, а теперь и русские группы туристов.
— Креольский язык возник из тех примитивных говоров, что постепенно сложились на острове в эпоху рабовладения, — пояснила она. — Никто не обучал черных рабов французскому. Они просто слушали, запоминали слова и копировали, как умели.
Если они не могли произнести «Бонжур», говорили «Бонзур», и это слово так и закреплялось в языке. На западном побережье есть селение «Кае Нуаяль». Это искаженное «Кае Руаяль» — «Королевский Дом». Но в креольском немало слов, не имеющих никакого отношения к французскому, это лексика, пришедшая из африканских говоров. Такой вот язык...
— А письменной формы у него нет, так ведь?
— О, теперь уже есть! — оживилась Лиляна. — Они сделали грамматику, собрали словарь и даже выпускают книжки — стихи, сказки. — Словом «они» Лиляна называла, как я догадался, тех, кто ратует за признание креольского языка государственным. — Они настаивали, чтобы креольский изучали в школе, но правительство не согласилось. Зачем? Как только садишься в самолет, твой креольский становится ненужным. Это язык только для Маврикия, даже на соседнем Реюньоне креольский не много другой.
— А индийцы говорят по-креольски?
— Говорят! Креольский понимают все.