Журнал «Вокруг Света» №11 за 1990 год

Одно время и я с жаром доказывал преимущества этого далекого края перед большим цивилизованным миром со всем его комфортом. Но когда пережил и перевидел здесь немало — недельные бдения в аэропортах по непогоде; березовые рощи, нарисованные на заборах вокруг детских садиков, чтобы малыши представляли настоящие деревья; тропы через перевалы за полсотни километров, лишь бы нырнуть в лужу серной воды из горячего ключа — тогда пришел к убеждению, что для пришлого человека здешняя жизнь чаще всего оборачивается мукой.

Теперь который год пытаюсь это доказать себе и другим и за доказательствами ежегодно хоть на неделю-другую возвращаюсь на берега Чукотки. Поброжу кромкой Тихого или Северного Ледовитого океана, нахватаюсь сырого воздуха, насмотрюсь... Словом, нигде нет, наверное, неприветливей и невзрачней места, чем чукотская земля. Правда, недавно пришлось мне здорово усомниться в этом...

Я сидел в аэропорту Анадыря, столицы Чукотки. Как обычно, с моря тянул ветер с дождем, над самой головой неслись взлохмаченные тучи. И пассажиры из очередного самолет та — «борта» по-здешнему,— изворачиваясь, прикрываясь чем попало, гурьбой семенили в аэропортовское здание — просторное, в три этажа, выстроенное не так давно на месте барака. Много лет назад, когда я впервые собирался на Чукотку, чтобы жить здесь и работать, моя тетка горестно причитала: «И куда же тебя несет, касатик. Анадырь — это дыра, значит. Ты слышишь?»

— Так, залегай надолго,— появился мой давний знакомый авиатор.— Твоя бухта Провидения закрыта. И залив Креста закрыт, и Мыс Шмидта закрыт. Скоро и мы закроемся. Пока лишь Марково принимает — лети туда. Посмотришь на чукотское Сочи.

И мы засуетились, забегали, потому что знали: стоит зазеваться при такой непогоде и потом долго будешь зевать в аэропортовском кресле, ловя момент, чтобы на ночь захватить прилавок газетного киоска.

А через полчаса я уже уютно подремывал на горе из ящиков, коробок, перетянутых страховочной сеткой, прислушиваясь, как согревает тело кружка только что выпитого крепкого, с «чифиринками», чая, и сквозь щелки глаз иногда посматривал на тройку веселых симпатичных ребят из местного летного отряда. В неизменных белых рубашках с галстуками, гладко выбритые, аккуратно причесанные, они сидели у пилотской кабины нашего Ан-24 и, кажется, забыв обо мне, своем единственном пассажире, тянули чай и наперебой толковали о чем-то своем.

Люди все-таки неисправимые оптимисты! Давным-давно, когда я только привыкал к жизни в Анадыре, старожилы меня успокаивали: «У нас еще ничего, у нас летом как в Сочах бывает — тепло, и комарье особо не кусает. Вот на Мысе Шмидта — там да, там жуть что творится...» Занесло меня и на Мыс Шмидта, насмотрелся, как с крыш двухэтажек пацаны слетают на санках — такие сугробы наметены. Но северяне были веселы: «Ладно, это для нас нормально. Не то, что в Певеке. Там, представляешь, камни летают!» И точно, в Певеке бывают до того мощные ветры — «южаки», что мелкая галька, словно пули, свистит по улицам. «Да ну, невидаль какая! А мы все очки носим мотоциклетные,— показывали мне певекчане набор рокеровских очков на всю семью.— Ни за что глаз не вышибет! Вот на острове Айон...» Побывал я на острове Айон, и сидели мы, свесив ноги с обрыва к Ледовитому океану, с одним из немногочисленных его жителей. «Как на флюгере живем,— радостно сказал он.— Оттуда подует — здесь прикроемся, с другого края понесет — мы и тут спрячемся. Главное, что по горизонтали ветры ходят. Ничего жизнь! А вот...»

Но Марково... Я ведь не раз слышал об этом поселке, лежащем почти в самом центре Чукотского автономного округа и отдаленном от дорог на сотни и сотни километров.

Каждый мало-мальски уважающий себя житель Чукотки знает романтическую историю его основания. Знает, как в 1648 году экспедицией торгового человека Федота Попова и казачьего атамана Семена Дежнева было официально доказано существование Аниана — пролива между Азией и Америкой. Как трагично сложилась дальше судьба мореплавателей. Начальник экспедиции погиб, а Дежнев с остатками отряда в дюжину человек, спасаясь от голода и холода, брел вверх по реке Анадырь и только на 430-й версте от ее устья нашел большое селение аналуитов, местных людей, и удобный остров для зимовья. Здесь, рядом с нынешним Марковом, и был поставлен Анадырский острог — самый восточный на то время форпост Российского государства. Именно с этого острога разошлись затем веером маршруты русских — в поисках новых «землиц», богатых соболем и «рыбьим зубом». Отсюда начинался путь, приведший к великим открытиям: была «изобретена» Камчатка, изучены северные берега Охотского моря, открыт большой остров, названный со временем именем Беринга. Здесь, в дымных избах, зарождались великие планы, которые впоследствии осуществились, явив миру Русскую Америку. Окрестная земля, видимо, еще помнит шаги Стадухина, Атласова, Гулыгина, Шалаурова, Моторы...