— Уверяю вас, я поставил об этом в известность его превосходительство. Он лишь разозлился. Сказал, что если на каждом корабле достаточно людей, чтобы управлять им, то ничего больше не требуется. Вооружения «Марии Глориосы» достаточно, чтобы защитить их. Итак, распорядитесь немедленно загрузить корабли провиантом. Его превосходительство нельзя заставлять ждать, а прилив не станет ждать даже его.
— Прекрасно понимаю,— сказал дон Себастьян с ироничной покорностью.— Я немедленно отдам распоряжения.
— Я доложу об этом его превосходительству. Он будет доволен. Ну что ж, дон Себастьян, я покидаю вас.
Они обнялись.
— Поверьте, я буду долго помнить о нашем сотрудничестве. Засвидетельствуйте мое почтение донье Леокадии.
— Неужели вы не останетесь посмотреть, как вешают капитана Блада? Казнь состоится в полдень.
— Адмирал ждет меня на борт к восьми склянкам. Я не смею держать его в ожидании.
Однако по пути в гавань капитан Блад остановился у городской тюрьмы. Дежурный офицер принял спасителя Сан-Хуана с подобающей почестью и, по его просьбе, впустил.
Пройдя через двор, где были собраны униженные, закованные в тяжелые кандалы пленники, Блад вошел в камеру, тускло освещаемую высоко расположенным окном с толстой решеткой. В этой темной, вонючей норе, сгорбясь, сидел на табурете злосчастный пират, обхватив голову руками. Когда дверь заскрипела на петлях, он поднял лицо и злобно уставился на посетителя. Капитан не узнал своего вчерашнего противника в этом элегантном сеньоре, помахивающем тростью с золотым набалдашником. Теперь на нем был черный с серебром камзол и черный парик, тщательно завитые локоны которого спадали до плеч.
— Уже пора? — проворчал пленник на скверном испанском.
Человек, так похожий на кастильского идальго, ответил ему по-английски с ирландским акцентом.
— Да не спешите вы так. Еще не поздно очистить душу, если только у вас есть душа; еще есть время покаяться в отвратительных побуждениях, приведших вас к этому самозванству. Я готов простить, что вы назвались капитаном Бладом. Это своего рода комплимент. Но я не могу простить вам содеянного в Картахене: бессмысленное убийство мужчин, изнасилование женщин, отвратительные жестокости ради жестокости, которыми вы утоляли свои злобные страсти и позорили присвоенное имя.
Негодяй усмехнулся.
— Вы говорите как ханжа-священник, присланный меня исповедовать.
— Я говорю как тот, кто я есть: как человек, чье имя вы осквернили мерзостью своей натуры. Оставлю вас подумать об этом в немногое оставшееся вам время. Капитан Блад — это я.
Он задержался еще на миг, непроницаемо глядя на обреченного самозванца, лишившегося от изумления дара речи; затем повернулся на каблуках и вернулся к ждущему испанскому офицеру.
Оттуда Блад пошел мимо воздвигнутой на берегу виселицы к поджидавшей шлюпке и был доставлен на бело-золотистый флагманский корабль.
И вышло так, что в один и тот же день самозваный капитан Блад был повешен на берегу у Сан-Хуана де Пуэрто-Рико, а настоящий отплыл к острову Тортуга на «Марии Глориосе», или «Андалузской красотке», конвоируя тяжело нагруженные галионы с ценным грузом, без пушек, без команд, не способных оказать сопротивление, когда их капитанам открылась истинная картина происходящего.
Амфоры острова Левке