Журнал "Вокруг Света" №5 за 1999 год

Взять приступом с моря Карадаг пока не удается, хотя милейшая Нина Георгиевна каждое утро справляется на причале о состоянии водной поверхности. Увы, волны, волны не позволяют спустить шлюпку. Но в нескольких сотнях метров от причала, под скалой Левинсона-Лессинга (чем он знаменит, пока еще не знаю), я обнаружил маленькую глубокую бухту, защищенную от ветра, где можно спокойно плавать под водой. Маску и ласты я случайно купил за 10 гривен (по-нашему — за 30 рублей) у одичавшего российского курортника, который никак не мог набрать этих самых гривен на билет до Москвы (уже продал за гривны видеокамеру, фотоаппарат, турецкий спортивный костюм, осталось самую малость), потому что за рубли билеты не продают и рубли на гривны не меняют («Нэ, нэ, громодяни, тильки баксы. Зэлэненьких нэ-ма?») из-за очередных политических и финансовых противостояний. Купил вот тут же, у магазинчика, в эпицентре карадагского негоциантства. Чего только нет на этом пыльном клочке возле биостанции, превратившемся ввиду явного отсутствия иных доходов у людей науки в гриновский Зурбаган: и гигантские раковины, поющие прибоями далеких морей Явы, Суматры и Целебеса, и опалы, халцедоны, агаты из южноафриканских пещер, оправленные местными умельцами в металл, и модели старинных парусных кораблей с развевающимися флагами, и цветастые мешочки с сухой лавандой от моли и дурманящими травами для безмятежных снов, и голые по пояс, с анакондами и удавами на шеях яркие представители Харьковского экзотеррариума... Меня же больше всего интересует фургончик татарочки Нэлли.

Я набиваю пластиковые пакеты багряно-фиолетовыми с сахаристыми изломами нэллиными с грядки помидорами, почти черными, с серебристой испариной, гроздьями мускатного винограда из нэллиного сада и — всего за три гривны! — ущербной луной влажного сыра из молока нэллиной козочки Ночки. По дороге упрашиваю любезную библиотекаршу выдать мне на руки редчайшую книгу Т. И. Вяземского «Электрические явления растений» и отправляюсь в облюбованную бухту.

Нет, не подводный мир у скалы Левинсона-Лессинга поразил меня. И не эти травки-муравки, похожие на электрические провода, которые изучал профессор Вяземский. Поразил сам Терентий Иванович! Может быть, вам приходилось листать книжечку «О наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия мужа известнейшего и красноречивого Томаса Мора»? Так вот, новый остров Утопия забрезжил для Терентия Ивановича Вяземского. Но давайте все по порядку.

Тогда мне даже показалось, что я вижу Терентия Ивановича. Вон он бредет по склону холма...

Худощавый высокий человек с длинной запутанной шевелюрой, в сюртуке не первой свежести, застегнутом на все пуговицы, в брюках табачного цвета, в сапогах, давно не видавших щетки, и с громадным дамским бантом из шелкового шарфа, цвета чесучи, вместо галстука...

Конечно же, не князь, но и не от сохи — из семьи священника. Рязанский, в селе Путятино родился, и в Рязанской же духовной семинарии воспитание получил. Священником быть не захотел, в те годы идеи носились в воздухе — «не Богу служить, а обществу».

И вот семинарист Терентий Вяземский становится студентом историко-филологического факультета Императорского Московского университета, изучает Белинского и Чернышевского, а потом и сам ступает на базаровскую стезю, переводится на медицинский факультет. Ему 26 лет, он практикуется в клинике нервных болезней, потом два года научных занятий в Саксонии, в знаменитейшем университете Галле. Успехи в науке необычайные, его волнует самое тайное, самое тонкое в природе, и за работу по наблюдению электрических явлений растений ему присуждают степень доктора медицины.

Он и преподает, и практикует, к нему приходят лечиться, обычно тайно, приватно, известнейшие, влиятельные люди. Доходы позволяют ему иметь богатую квартиру в Москве, а для летнего отдыха он покупает в Крыму имение «Карадаг».

Вот тогда-то и возник вдали этот призрачный остров Утопия, тогда и пришла Терентию Ивановичу эта мысль: «Свет науки засияет с высот Карадага!»

Научный монастырь

— Терентий Иванович, странный вы человек, да отчего же он засияет, этот свет науки, в этой вашей глуши, на-а... — как его? — Карадаге?

Ответ оппонентам у Терентия Ивановича был прост и убедителен:

— Жизнь в городе для ученого губительна, научная деятельность — неплодотворна.

На Карадаге, в его имении, где много солнца, море, лес, горный воздух, фрукты, виноград, особенно виноград, — это источник энергии, он соберет под одной крышей всех, для кого цель жизни — наука. Для работы он создаст лабораторию, выпишет из-за границы необходимые приборы, самый современный инструментарий. Для общего дела отдаст свою огромную научную библиотеку с редчайшими изданиями.

— Да где капитал на все это взять, Терентий Иванович? На что кормиться-то будут ваши... кхе-кхе, затворники?