Журнал "Вокруг Света" №5 за 1999 год

Опубликовав результаты своих исследований в 1880 году в сборнике «Москва и москвичи», Бочаров, спустя 19 лет, вновь обратился к общественности со страниц журнала «Вокруг света». Но большого интереса к этим сообщениям проявлено не было — то ли время было неспокойное — не до Пушкина, то ли менять что-то слишком хлопотно. Да и сторонники у первоначальной версии были авторитетные — сам Валерий Брюсов в 1915 году высказывался, хотя и довольно осторожно, в пользу выводов Мартынова, то есть первой версии. Так или иначе, памятная доска оставалась на доме Клюгиных вплоть до 1927 года, когда Пушкинская комиссия при Обществе изучения Московской области, на основании доклада Л. А. Виноградова, постановила перенести мемориальную доску на дом (позже его снесли), стоящий на месте деревянного флигеля (рядом с домом Ананьина). А в 30-х годах рядом построили школу (это и есть Бауманская, 40), и надпись поместили на ней. На месте же «Пушкинского флигеля» установили скульптурное изображение Пушкина-ребенка. Споры между сторонниками версий Мартынова и Колосовского — Бочарова постепенно утихли, хотя и не совсем.

Возможно, тем бы дело и кончилось, но в 1980 году московский историк С. К. Романюк нашел в архивах новый документ — новую купчую, согласно которой Скворцов еще в октябре 1798 года — за 8 месяцев до рождения Пушкина — приобрел двор с двумя деревянными домами на углу Малой Почтовой улицы и Госпитального переулка — в том же приходе Богоявленской церкви! Новые данные в точности соответствовали метрической записи. Так появилась ТРЕТЬЯ ВЕРСИЯ.

Устав сидеть в читальном зале, я обыкновенно брала фотоаппарат и отправлялась на Бауманскую улицу. Бродила по кварталу, заходила в церковь Богоявления Господня в Елохове, где крестили младенца Пушкина. Местность за прошедшие 200 лет, конечно, здорово изменилась. Давным-давно нет речки Чечоры, а вместо брусчатки мостовой — ровный асфальт. Но очертания улиц и переулков остались прежними, и, если постараться, не так уж трудно представить, каким был этот квартал двести лет назад. Неровная, грязная мостовая, уличные мальчишки и собаки, кареты, пышные платья дам, черные фраки кавалеров... Или все было не так? Может быть (я не знаток русской истории)... Вот дом, принадлежавший некогда мещанину Ананьину. Рядом с каменным зданием стояли тогда два деревянных флигеля. Как считал Бочаров, в одном из них и родился Александр Сергеевич. Вряд ли стоит искать дом Клюгиных, но если захочется — он там, дальше по Бауманской. А если пройти по одному из переулков, выйдешь к Малой Почтовой улице, а там уж два шага до Госпитального переулка...

Мемориальная доска, установленная сейчас на здании школы № 353 (слева), должна была бы висеть на этом бетонном уродце (справа).

Не в силах самостоятельно разобраться в собственных сомнениях, я отправилась сначала в Пушкинский музей, где мне рассказали историю послереволюционных поисков. Удалось поговорить и с Сергеем Константиновичем Романюком. На сегодняшний день его версия — самая достоверная. Ведь совершенно точно известно, что Скворцов владел домом на Малой Почтовой до рождения Пушкина — чего не скажешь о его же доме на Немецкой («дом Ананьина»). Как уже говорилось, он мог сдавать его семье Пушкиных в мае — июне 1799 года, но Сергей Константинович считает, что вряд ли Пушкины снимали флигель у Скворцова на Немецкой улице — строения в этом владении были, судя по всему, хозяйственного назначения, какие-нибудь склады — ведь «двор» был куплен у английского купца. И все-таки... все-таки, даже эти данные нельзя считать окончательными, и предположения о том, что именно здесь жили Пушкины, остаются предположениями... А может быть, у Скворцова был еще один (а то и не один) дом в том же приходе?

Дом на углу Малой Почтовой и Госпитального переулка не сохранился — теперь там загадочное предприятие под названием «Фабрика-кухня». Мемориальная доска по-прежнему находится на школе № 353, и молодые мамы, проходя мимо бюстика, говорят говорят малолетним чадам: «Видишь? — это Пушкин. Здесь был дом, где он родился». О доме Клюгиных, кроме специалистов, вообще никто, похоже, не помнит. Перемещать доску или ставить какой-то памятный знак на «вновь открытом месте» власти города не собираются — по крайней мере до тех пор, пока ученые не придут к единому мнению.

А может, и правильно? Надо ли «с точностью до сантиметра» определять интересующее нас место? Надо ли лишать учеников 353-й школы их «пушкинской славы», их замечательных традиций? И куда переносить доску, если переносить, — на фабрику-кухню? С другой стороны, как-то обидно за историческую справедливость…

Все-таки искать? Искать...

Прошлое ведь никуда не уходит — оно здесь, рядом с нами, вокруг нас, надо только приглядеться. И сколько еще открытий будет сделано, прежде чем мы сможем сказать, как сказал когда-то А. Колосовский, «последнее слово о месторождении Пушкина»? И будет ли это слово последним?

Татьяна Гомозова

Живой Пушкин: «Я жил тогда в Одессе пыльной…»