Журнал "Вокруг Света" №5 за 1999 год

И дело даже не только в том, точны ли эти строки и как изменился дом после реконструкции; он перестраивался еще при наследниках Сикара (например, заменили двускатную крышу на односкатную, увеличили фасадную стену, сделав поверху сводчатые проемы) до установления в 1880 году памятной доски: «Здесь жил А. С. Пушкин. 1823 г.». Тогда, кстати, переименовали Итальянскую улицу в Пушкинскую — все это докатилось до Одессы в связи с торжественным открытием в Москве памятника Пушкину. Вот тогда-то и были сделаны первые снимки дома, привлекшего «массы граждан, — как писал «Одесский вестник», — с любопытством осматривающих жилище великого поэта».

Так, на этих снимках запечатлен балкон на втором этаже, палисадники по бокам дома и деревянные ворота. В мой первый приезд в Одессу, несколько десятилетий назад, я еще застал эти старые деревянные ворота, уцелевшие даже в войну, но потом они исчезли. Еще один пример равнодушия к нашим пенатам, варварского отношения к прошлому.

Но не только памятник, улица, «дом Пушкина» свидетельствуют о пребывании поэта в Одессе, которую он называл «Европой», Его жизнь здесь наложила отпечаток на все.

Глядя на классическую колоннаду знаменитой Оперы, возведенной зодчим Тома де Томаном, где на фасаде в нише стоит бюст Пушкина, я сразу вспоминал строки из «Онегина»:

Но уж темнеет вечер синий

Пора нам в оперу скорей...

Эти строки известны многим, а вот другие не все могут расшифровать:

А ложа, где, красой блистая,

Негоциантка молодая,

Самолюбива и томна,

Толпой рабов окружена?..

Кто это? А ведь этой прелестнице посвящены и другие стихи, в том числе известное «Для берегов отчизны дальней...» Ее имени, как, впрочем, и имен Кати Раевской, и жены графа Воронцова, приютившего Пушкина в Одессе, нет в ныне широко распечатанном «Дон-Жуанском списке Пушкина». Некоторые свои увлечения, особенно глубокие чувства, поэт не выставлял на суд толпы...

К «негоциантке молодой», флорентийке по происхождению, притягательной для мужского общества Амалии, поэт, несомненно, испытывал пылкие чувства, как, впрочем, и глубочайшее уважение к ее мужу Ивану Ризничу, образованному славянину из Далмации, который вел торговые операции, отправляя крупные партии зерна из Одессы в Европу…

Ну вот, дошел я по бульвару и до великолепного, как его называли, Воронцовского дворца. (Замечу, кстати, этот дворец — особая тема; его детально описал еще поэт В. А. Жуковский, его упоминает и писатель В. Катаев: когда над дворцом был поднят красный флаг и на балконе установлен «максим», Гаврик, герой романа «Белеет парус одинокий», с неодобрением, по-хозяйски смотрит на него и думает: «Слишком много памятников, как на кладбище».) Пушкин был любовно принят, обласкан хозяином дворца генерал-губернатором Воронцовым, пользовался прекрасной библиотекой до тех пор... пока сюда не вернулась хозяйка и не устроила прием в голубой гостиной дворца. Как пишут современники поэта, появление Елизаветы Ксаверьевны, жены графа, стало для поэта восходом солнца, небо враз над ним поголубело, и все засияло вокруг...

Приятель Пушкина, неуживчивый, замкнутый Ф. Ф. Вигель, служивший при Воронцове, так пишет о его жене:

«С врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода была она душою, молода и наружностью (она была, естественно, старше Пушкина, но поэт благоговел перед подобными женщинами с большим опытом, пример чему его скандальный лицейский поступок — пламенное объяснение в любви супруге историка Карамзина, Екатерине Андреевне, старше его на целых двадцать лет. — Авт.).

Быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуи».

Ну как тут было устоять бедному поэту с его африканским темпераментом! Пушкин не мог да и не хотел скрывать своих чувств. И фактов его увлечения женой графа Воронцова становилось все больше. То он гулял с ней по берегу моря, правда, в сопровождении дружественно расположенной к нему княгини Веры Федоровны Вяземской. Все веселились, когда девятый вал, перемахнув ограду, накрыл их с головой, смеясь, побежали переодеваться... То Пушкин, недовольный невниманием хозяйки, покидает обед в самом разгаре, роняя желчные, мрачные замечания. Все это видели, как и сам граф Воронцов, человек умный и проницательный. И тут, предвосхищая ссылку на знаменитую эпиграмму поэта, взорвавшую одесское общество («Полу-милорд, полу-купец...»), хочу сказать несколько хвалебных слов в адрес Воронцова, сменившего на губернаторстве основателей Одессы — блестящего герцога Ришелье и малоудачливого графа Ланжерона.