Журнал «Вокруг Света» №12 за 1978 год

Мы с Юрой садимся в лодку, а Гоха и дед Васюха идут берегом. Плывем под темный ольховый обрыв — там держится щука, да и туристов меньше;. Вода переливается, колышется за кормой. Переливы ее чисты, и даже на глаз видно, что это необычная, непростая вода. Дыхание освежают глубинный холод и запах йода. Нити колючих с виду водорослей качаются в глубине.

На песчаном откосе стоят грузовые автомобили. Капот одной машины открыт, шофер копошится в моторе. Словно кровь на рубашке, на песке ширится темное пятно. Шофер, очевидно, сливает отработанное масло. Низкорослый Васюха коршуном налетает на шофера, начинает кричать, машет руками.

Архивная фраза «Озеро Арей удалено от больших дорог» устарела. Неподалеку строится мощная автострада. Но и на старой дороге густо пылят колонны автомобилей, идущих на Чикой, Хилок, Петровский Завод. Старая дорога проходит по касательной к озеру, и каждый водитель норовит отдохнуть на Арее. Земля в этом углу плотно утрамбована колесами, залита маслом, в воде возле берега валяются железяки, старые шины.

— Народу здесь много, — говорит Юра, — а охрана озера налажена плохо.

Дед Васюха все еще шумит на шофера. Глядят с бугра на воду глазами-окнами реденькие домики старого Арея (новый поселок в стороне, за полосой леса), темной ботвой зеленеет в огородах картошка. Юра-рыбак рассказывает: было у Васюхи свое хозяйство, дом, но он отдал его на слом — вроде уезжать надумал. Не мог смотреть на строительство туристских баз, на толпы организованных и диких туристов, которые, как ему казалось, вели себя одинаково дико: рубили на берегу деревья на дрова и палаточные колья, выливали мыльные остирки в арейскую воду, оставляли в лечебном песке стекло битых бутылок. А дед помнил берега Арея девственными: на той стороне, где сейчас стоит турбаза «Кристалл», плавали дикие гуси, купались лоси и трубили изюбры, воздев морды к небу и вытягивая вдоль спины длинные ветвистые рога. Но вскоре понял дед Васюха, правда, слишком поздно понял: нельзя ему уезжать с Арея, нельзя! Будет он тут жить до конца дней своих, по мере сил и возможности охраняя озеро. А дома-то у Васюхи уже не было, и рыбаки отдали ему под жилье зимовейко с одним маленьким оконцем: «пустили на фатеру».

Лодка уткнулась в песок. Расправляем невод, Юра подвязывает веревки, делаем первую тоню. Плоскодонка описывает полукруг и, оставляя за собой цепь темных точек, возвращается к берегу.

Идет невод трудно — гребет водоросли. Их нити густо утыканы узкими упругими листиками, похожими на пихтовую хвою. Из клубочков вместе с рачками, похожими на больших блох, вылетают синявки, караси-карлики размером вдвое меньше спичечного коробка. Подошла мотня. Ярятся золотисто-зеленые щуки, хлобыщут водой, как лошади. Юра кидает щук на дно плоскодонки.

Мы делаем две-три тони, а потом невод начинает барахлить: крылья его закручиваются веревкой, мотня ничего не приносит, кроме водорослей. Берег обрывист, неловок. Невод приходится разбирать на узкой песчаной полоске или совсем в воде.

Жара накаляет воздух. Юра уходит домой обедать. Я запекаю в песке щуку, разложив маленький костерок. Вкус арейской щуки особый — она вся насквозь пропитана йодом...

Миную овраг, в низине которого расположилась лодочная станция. В тени лиственниц и ольховника выбита глубокая тропа. За поворотом обрыв берега сходит на нет — начинается «Чингизов» вал. К берегу примыкает широкая отмель с бархатным илистым дном. Вода здесь прогрета, и потому сюда часто ходят купаться дети и старички ревматики. Любители сфероностоков тоже тянутся к этому месту: как раз напротив отмели донная плантация водяных яблок. Их достают с лодки сачком из марли или легкой сетки. Аквалангисты ныряют за ними. А иные, стоя по горло в воде, шарят по дну ногами, приноравливаясь ухватить яблочко пальцами ног.

Говорят, что сфероностоки растут на тех самых ветках, которые напоминают птичьи перья. Но дед Васюха утверждает, что они заводятся сами по себе, нарастают, круглеют, лежа в белесых водяных мхах. И аквалангисты соглашаются: так оно будто бы и есть.

Я раздеваюсь и тоже забредаю в воду. По топкому слою ила тучами ползают вьюны, оставляя за собой дорожки-канавки. Стоя по горло в воде, удержаться на ногах трудно: так и норовит подбросить тебя вверх. Но я все-таки умудряюсь поймать несколько мелких яблок и два крупных.

Под кожицей яблок студенистая и совершенно безвкусная мякоть. Такое впечатление, будто ешь мармелад, в который забыли положить сахар и специи. Большие зрелые сфероностоки внутри имеют белый твердоватый комок. По утверждению деда Васюхи, зрелые яблоки несъедобны: их обычно кладут на раны или мозоли. Но и мелкие следует пробовать осторожно, немного. На памяти деда был случай, когда больной желудком съел целую кастрюлю водяных яблочек и по дороге в больницу мучился «ломотой в брюхе».

Могучие меднотелые сосны лепятся к самому краю песчаного вала. Крыльями распростерты их кривые сучья. Корни обнажены штормами и ветрами. Кажется, что сосны готовятся улететь, как и те гуси, которые табунились когда-то у арейского берега.