— Конечно, если бы пронюхали в ректорате, — сказал один из товарищей Ивана Александровича, — тебе бы не сдобровать!
— Все знали, что у Отдельнова семья на руках и двое детей, — сказал другой старик, которого Иван Александрович даже и не помнил.
— Я тоже знал и, между прочим, отсидел ни за что две недели в полиции, потому что меня заподозрили, — сказал третий.
И все засмеялись, потому что отчетливо вспомнили о том, что случилось перед пасхальными каникулами несколько десятилетий назад.
Внимание, опасно для жизни! (фельетон)
Тому читателю, который на свою беду имел дело с Марьей Семеновной, и тому, кто на свое счастье вовсе не знался с ней, нужно сразу же объяснить, что Марья Семеновна Шаленная-Борисова-Сандуло — мошенница.
Факты говорят сами за себя.
Однако этих фактов такое обилие, что просто не знаешь, который из них выдать первым на справедливый читательский суд.
Может быть, начать с того, что Марья Семеновна, которая работала завхозом, а потом перешла на пенсию, купила себе дом, обстановку, ковры, холодильник, телевизор?
Или рассказать о гордости, обуявшей Марью Семеновну? Она не хотела сознаться, что работала завхозом (словно это какая-то постыдная должность!), и уверяла не только доверчивых людей, но и профессионально недоверчивых судей, что она была заместителем главного врача по хозяйственной части Каскеленской районной больницы…
Впрочем, фантазиями Марьи Семеновны завуалирована и плотно окутана изрядная часть ее жизни. И фантазировала она не из любви к художественному вымыслу. Ей не хотелось, чтобы люди знали, как она в роли заведующей детскими яслями в 1946 году за злоупотребления была приговорена к четырем годам заключения. Детишки, которых она обкрадывала в Ижевских детских яслях, сейчас уже стали взрослыми и, возможно, захотят поделиться воспоминаниями детства, в которых играла роль хапуга — заведующая. Или, скорее всего, они тогда по малолетству не понимали, что Марья Семеновна их объедала. Очевидно, не поняли этого и судьи, освободившие Шаленную-Борисову-Сандуло ровно через полгода. Освободили и взяли только подписку о невыезде. Но она посчитала это шуткой и уехала. (К чести прокурора из Ижевска, она была скоро разыскана и водворена обратно.)
Но ни наказание, ни гуманное отношение судей, освободивших Марью Семеновну досрочно, не возбудили у аферистки страстного желания идти по жизни честным путем. Она начала распространять версию о том, что якобы была арестована «по ошибке», пострадала безвинно. Фантазия ее била ключом. Теперь она уже медик с незаконченным высшим образованием. Ее «высшее образование» подтверждается справкой, доверчиво выданной ей директором Талгарской школы медицинских сестер: «М. С. Шаленная окончила школу в 1948 году».
Позвольте, как же так? Неужели эта энергичная особа сумела совместить отбывание наказания в Ижевске с усердным ученьем в Талгарской школе?.. Но Марья Семеновне рассудила, что никто не станет вникать в такие мелочи — где тюрьма, где школа. Справка была у нее в кармане и Марья Семеновна решила разбогатеть на помрачении умов больных людей. Она объявила себя врачом, лечащим от туберкулеза, глистов, бруцеллеза, радикулита, алкоголизма и даже от рака!
О «чудесной исцелительнице» нашептывали больным людям ее вербовщики, которые крутились возле больниц и поликлиник. Ах, если бы они обладали фантазией их хозяйки, они, бия себя в грудь, клялись бы, что Мария Семеновна воскрешает покойников, возвращает беглых мужей и привораживает охладевших возлюбленных. Но любителей полечиться и без того оказалось предостаточно.
— Шутка ли — изгнание глистов! Пресечение рака! Чем в поликлинику ходить, айда к Марье Семеновне… У нее уже целая очередь!
Для некоторых людей очередь — слово, имеющее магическое значение. Если очередь, то: «Кто последний — я за вами». Под дверями Шаленной просиживали с восьми утра до десяти вечера. Она умудрялась принимать до пятидесяти больных за день. А в квартире по соседству устроила она нечто вроде странноприимного дома, где приезжие больные получали койку — по целковому за ночь.
Сказать, что это были темные малограмотные люди, — значило бы оболгать и одновременно оправдать их.
Вот передо мной список пациентов Шаленной. Среди них не так уж мало высокообразованных невежд, попавших в сети мошенницы. Говорят, они сейчас горько каются, что запустили свою болезнь, пока бегали на поклон к знахарке. Но тогда слушок, пущенный из темного угла, им казался куда авторитетнее консилиума профессоров. Консилиум — что! Дело обыкновенное и доступное. А вот, когда врачеванье окружено тайной, как колдовство, когда о нем говорят шепотом с захлебом и с оглядкой — как бы кто не подслушал! — то для простака или замшелого обывателя нет ничего слаще. От его дома до ближайшей поликлиники сто шагов, но он предпочитает сделать сто километров, лишь бы попасть в таинственный мирок суеверий. Он тянет за собой других, и вот уже ползет молва о целительнице:
— Берет дорого…