Журналистика и коммуникативистика. Концептуализация медийных процессов в современной зарубежной науке

Еще в 1990-е годы, когда перемены интенсивно стали охватывать жизнь народов в условиях формирования Европейского Союза, с одной стороны, а с другой – распада Советского Союза, на страницах журнала Американской академии искусств и наук «Дедалус» была опубликована статья профессора Филипа Шлезингера о противоречиях европейского коммуникационного пространства, в которой внимание сосредоточивалось на важной и неоднозначной роли телевещательных систем связи, способных постоянно совершенствоваться, объединяя многомиллионную аудиторию Европейского Союза с другими ареалами мира мультимедийными способами информации и коммуникациями.

В отличие от футурологов, которые проектировали перспективы информационного общества, где «самым основным сырьем для всего и таким, которое невозможно исчерпать, станет информация»[106], Шлезингер размышлял о влиянии информационной техники на гео-культурное поле Европы, в пределах которого должен формироваться такой важный концептуальный атрибут интеграции, как идея «европейства». Ученый не давал собственной жесткой дефиниции этого понятия ввиду его особой емкости и исторической динамичности, но отмечал, что «в центре дебатов о европействе остаются вопросы о том, какие типы политических, экономических и культурных атрибутов, индивидуальных и коллективных, требуются для заявления о принадлежности к Европе»[107].

По мнению Шлезингера, осуществлять объединение стран с разнообразными государственными системами и множеством этнокультурных и религиозных традиций трудно, если опираться только на финансово-экономические и политические рычаги партнерства, игнорируя конструктивную роль культурно-коммуникативных факторов, формирующих публичную сферу для объединяющихся стран. В докладе европейской комиссии «Телевидение без границ» еще в 1984 году утверждалось, что информация является решающим фактором европейского объединения. Но практика жизни показала, что тенденции, с одной стороны, к национально-культурной самобытности, а с другой – к экономическому индивидуализму, с позиций которого «аудитория рассматривается в качестве потребителей, а программы прежде всего как товары»[108], стали причинами противоречивости ситуации, складывающейся на европейском телевещательном ландшафте. Произошло это, как поясняет Шлезингер, не спонтанно, а вследствие настойчивых попыток осуществлять интеграцию европейских национальных государств в форме наднационального Европейского Союза с помощью «интеграционалистской политической экономии» без должного внимания к специфике и важности национально-культурной обусловленности существующих общностей и связанных с ними телевизионных систем.

Шлезингер затрагивает и вопрос о противостоянии экспансии американской видеопродукции на европейском медиарынке. Он полагает, что перенесение на сверхнациональный уровень американизации может представляться угрозой европейской культуре и ассоциироваться с защитой промышленно-коммерческих интересов создания европейского рынка при недооценке ряда объективных факторов демографического и этнолингвистического порядка, влияющих на рецептивные возможности и потребности европейцев. Ученый признает, что американская киноиндустрия преуспевает в производстве имиджей массовой культуры, которые «легко преодолевают европейские национальные барьеры»[109]. Но создаваемый ею «общий язык» визуальности не должен рассматриваться в качестве универсальной глобальной модели в проектах формирования общеевропейского коммуникационного пространства хотя бы потому, что несет на себе печать США, где этнолингвистические факторы идентифицируются в иных социально-исторических контекстах и по иным идейным принципам, чем в странах Старого Света, сохраняющих традиции суверенности национальных государств, культур и языков.

Нельзя не отметить также, что в статье Шлезингера утверждается важная роль лингвоэтнической специфики информации, предназначенной для публичной сферы в медиапространстве государств, стремящихся к сохранению своего национального суверенитета и в условиях пребывания в Европейском Союзе. Если эта специфика игнорируется в потоках глобализированной массовой зрелищной инфокультуры, ориентированной на слуховизуальную образную форму чувственного восприятия сообщений (например, трансляции спортивных игр или концертов рок-музыки) и на рыночные модели коммуникационной деятельности, то публичная сфера медиапространства нуждается в словесных средствах для выражения не только общеевропейских, но и локально-национальных интересов тех или иных стран, связанных с инновациями в СМИ.