Журналистика и разведка

— Леонид Митрофанович, кто возьмет меня в газету после внезапного досрочного отзыва из Австралии? Вряд ли следует вам объяснять правила кадровой игры.

— Что же, ты прав… — И внезапно кадровику: — Подыщите ему что-нибудь у нас.

— Леонид Митрофанович, — не выдержал я, — в чем моя вина, почему через год меня отзывают? Разрешите по крайней мере съездить на неделю и забрать жену и детей.

Ответ был категоричен:

— Ты останешься здесь, семье помогут собраться сотрудники посольства. Что касается претензий к твоей журналистской работе, то у ТАСС просто их нет.

Итак, все становилось на своё место. Причина отзыва в другом. За скобками ее угадывался КГБ. Об этом дал понять Замятин, да и прослушка домашнего телефона свидетельствовала сама за себя. Чтобы предупредить жену о скором ее отъезде в Москву, я немедленно связался по телефону с Канберрой. Слышимость была отличная.

— Милаша, я не приеду. Мне дали здесь хорошую работу. Собирайся и прилетай вместе с детьми.

Жена обрадовалась такому известию. Жизнь в Австралии ей почему-то активно не нравилась. Видимо, действовал еще японский синдром, да и дома в Москве после недавней смерти отчима оставалась одинокая престарелая мать. Я попробовал сделать в Канберру еще ряд звонков. И тут же получил выговор от Замятина.

— Боря, ты злоупотребляешь телефоном. Хватит разговаривать с Канберрой. Наживаешь новые неприятности, — строго предупредил он, столкнувшись случайно со мной в коридоре неподалеку от своего кабинета.

Прослушка работала исправно, у КГБ в этой области был отличный опыт. Я прекратил звонки. Тем более что через пару дней ожидался прилет семьи. Вот он, самолет из Сингапура, на который пересели в этом городе жена и двое детей. В их глазах угадывается испуг.

— Что с тобой? — спрашивает тревожно жена. — Ты так изменился! Неприятности на новой работе?

Откуда ей было знать, что за пару недель я похудел на 13 килограммов, а былая наша беспроблемная жизнь надолго перечеркнута КГБ. Мне закрыли выезд за рубеж, даже туристом в соцстраны, запретили работать по специальности, установив мизерный оклад младшего редактора.

Рассудок подсказывал: смирись, произошло непредвиденное — ты шел по улице и тебе на голову с крыши свалилась огромная снежная глыба. Бывает. Постарайся собраться духовно и докажи всем скептикам, что ты не верблюд. Но как доказать свою невиновность? Это трудно, особенно когда не знаешь, что послужило поводом к расправе. Где найти ответ на мучающий вопрос? Я решил, что за ответом надо обратиться к авторитетным людям в разведке, которые знают тебя по прежней работе. Одним и самым честным из них был в моем представлении генерал Георгий Петрович Покровский, который занял после Японии важный пост в центральном аппарате КГБ. Он не побоялся принять погорельца у себя дома и дать ему нужный совет.

— Обратись с письмом к Андропову, попроси разобраться и проинформировать о причинах случившегося.

Георгий Петрович не знал обстоятельств дела, он занимался в разведке другим регионом. Но был уверен, что и в Австралии я оставался честным перед родиной человеком, не предавал интересов страны. Намного позднее мне удалось узнать от других людей, что он не побоялся выступить в защиту австралийского погорельца — дать ему самую лестную письменную характеристику. В то время это был смелый шаг — не согласиться с мнением руководства КГБ, по инициативе которого ЦК КПСС принял решение о досрочном отзыве тассовского корреспондента.

Я поступил так, как мне посоветовал генерал. Декабрьским утром 1972 года открыл массивную дверь приемной КГБ на Кузнецком мосту. Человек в военной форме поинтересовался, что меня привело сюда.

— Хочу опустить письмо на имя Юрия Владимировича Андропова.

Быстрый оценивающий взгляд и приглашение, как команда:

— Проходите, почтовый ящик вон там.

Впрочем, местонахождения огромного ящика из красного дерева с государственным гербом можно было и не указывать. Он и так бросался в глаза. Через пару минут все было кончено, конверт исчез в аккуратной прорези. Теперь оставалось лишь ждать. Известно — ждать и догонять мучительное занятие. Особенно мучительно оно по ночам, когда бессонница стирает все думы за исключением одной, навязчивой: правильно ли поступил, не прислушавшись к голосу рассудка? Быть может, стоило и впрямь перетерпеть, смириться, не опускать злополучное письмо? Только лишний раз привлечешь к себе внимание тех, для кого превыше всего честь мундира. А тут какой-то журналистишка рвется поставить под сомнение эту честь. Мало получил, хочет еще больше! Жалко, что сейчас не 37-й!

Все имеет конец, и ожидание в том числе. Однажды дома раздался звонок, прервав долгую телефонную блокаду, когда в подполье уходят от погорельца даже многие бывшие близкие друзья.

— Борис Иванович? Это говорят из Комитета государственной безопасности. Мы хотели бы встретиться с вами по поводу письма. Какой день и время устроят вас?