Жуть-2

— Прекратите называть меня папочкой! — вспылил Пётр Иванович, дистанцируясь переходом на «вы». Лысый здоровяк придавал уверенности, — Детский сад какой-то. Вы, молодой человек, звоните, чего тя…

Слова застряли в горле. Пётр Иванович увидел блондинку.

Симпатичная женщина лет тридцати пяти, жёлтый спортивный костюм облегает пышные формы, волосы мокрые, будто после душа. В охапке — его, Коренева, плащ. И вышла она из его калитки.

Он смотрел ошарашенно. Она — с нежностью, горечью и заботой.

— Папа, ну что же вы. Люди будут смеяться.

Водитель джипа почесал затылок.

— Да у вас тут многодетная семья.

— Простите нас, пожалуйста, — виновато сказала блондинка, — Я его невестка. И не думайте. Пётр Иванович человек заслуженный и совсем не сумасшедший.

— Конечно не сумасшедший! — взвился Коренев, — А ты, мошенница, людей бы постеснялась. Невестка… в дом залезли, чуть до инфаркта не довели. Вещи мои трогают. Дай сюда!

Он вырвал плащ у незнакомки. Ткань затрещала.

Лысый, кажется, корил себя за то, что откликнулся на зов о помощи.

— Вы бы обсудили всё сами, — с досадой сказал он.

— Нет! — Пётр Иванович разгадал планы водителя и страх вернулся, кислый и холодный, — У него нож был! Он за мной с ножом гнался!

Лысый несколько секунд изучал старика. Кивнул, поднося к уху ай-фон:

— Пусть милиция разберётся. А вы то тех пор держитесь от него подальше.

Коренев злорадно похрустел кулаками. Он хотел насладиться паникой пройдох, испугом перед органами власти, но те не подали вида. «Сынок» приобнял «невестку». Она тёрла щёки и сокрушалась:

— Милиция… Боже, какой позор.

— Не переживай, солнышко, — успокаивал «сынок», до омерзения обходительный и милый.

Лысый опёрся о кузов джипа и курил электронную сигарету. Грабитель утешал блондинку, периодически бросая на старика тоскливые взоры. Что до Коренева, он мечтал покончить со спектаклем и очутиться в родных стенах. Убрать за негодяями, чтоб пылинки не было. Завтра же поменять замки. И купить сторожевого пса, как давно советовала Нина.

— Чёрте что, — бормотал он угрюмо, — Чёрте что.

Наряд прибыл спустя четверть часа. Два румяных здоровяка, Пётр Иванович нарёк их про себя Чуком и Геком. Лысый в двух словах очертить ситуацию. Упомянул свидетель и гипотетический нож.

— Это правда? — уставился милиционер на Коренева.

Он открыл было рот, но «сынок» опередил:

— Товарищи. Моему отцу семьдесят четыре и у него скачет давление, — многозначительная гримаса, — Он — Коренев Пётр Иванович. Я — Сергей Петрович Коренев. Это — Виктория Игоревна Коренева, моя супруга. А там наш дом и документы. Пройдёмте.

Чук разрешил водителю ехать. Судя по физиономии, в этот момент лысый клялся впредь не спасать полоумных дедуль.

Оставшиеся вереницей вошли во двор. Петру Ивановичу не нравилось, как болтает представившийся Сергеем тип с милиционерами.

— У них был нож, — напомнил он на всякий пожарный.

Гек велел ждать, и потопал к заднему входу. Через минуту отворил парадную дверь.

— Стул перевёрнут, — сказал он.

— Мне повезло, что девка пряталась где-то. Вдвоём они бы меня быстро пошинковали.

Сергей воздел к небесам страдальческий взгляд. Прошёл в дом, вежливо подвинув хозяина.

— Эй, ты! — рявкнул Коренев, — Куда?

Виктория погладила его по плечу, он скинул её руку.

— Ничего, ничего. Документы у меня есть, комар носа не подточит. Кто живёт, сколько живут. Количество де…

Он ойкнул, когда в коридоре появился Сергей с ножом.

Ему и в голову не приходило, что маньяк может зарезать милиционеров. И взяться за него.

Но Сергей передал нож Геку. К лезвию прилипло колечко лука.

— Я готовил салат, — пояснил негодяй простодушно.

— В моём доме! — вскричал Коренев. Его терпение лопалось.

— Конечно, в твоём, папуль, — согласился Сергей.

— Хватит! — Коренев отпихнул родственника. И увидел кухню в конце коридора. Белоснежную громаду японского холодильника. Столешницу под мрамор. Жалюзи.

Он ущипнул себя за кисть, но мозг продолжал галлюцинировать.

А где его занавески в горошек? Где стол с перевязанной ножкой? Где грохочущий и подтекающий холодильник «Саратов»?

— Пап, ты в порядке?

— Прочь! — он обогнул милиционеров, Викторию, возвращающуюся откуда-то из недр дома с пачкой документов («здесь паспорта, прописки…»). Застыл на пороге спальни.

Пока он носился по улице, они сделали ремонт. Вышвырнули его вещи и книги и мебель, купленную ещё Ларисой. Заставили комнату пластиком. Зарубежной техникой. Постелили паркет. Внесли белые кожаные кресла.

Особенно жаль ему было служившего с девяностых телевизора «Sumsung», который они заменили на жидкокристаллический монитор той же фирмы.

«Как они провернули это?» — спросил вкрадчивый голос в подкорке.

«Я не знаю», — прошептал Коренев.

На подгибающихся ногах он пошёл к шкафу. Его манила фотография, подтягивала к себе, точно рыбак глупого карася. Рамку он приобрёл по акции в сувенирном магазине, но снимок, снимок, с которым он засыпал и просыпался в течение сорока пяти лет, исчез.