Груша куда-то запропастился. Как это случилось? Ведь только что шёл за тобой, и вдруг шаги оборвались. Ты растерян.
Неожиданно в подъезде Груши темнеет. Включаются потолочные светильники. Ты подходишь к окну и смотришь в ночь. Бесконечную, глухую, беззвёздную. Двор исчез, дом напротив исчез, в нём не горит ни одного окна. Есть ли там хоть что-то — в этом густом мраке?
Ты бежишь вниз в 13
.Джинн строгого режима
Алексей Жарков
Гоша вызвал Джинна. Тот явился огромный и мрачный, надутый, как поднявшееся тесто, и весь в татуировках. На нём была старая полосатая тельняшка и синие штаны с оттопыренным гульфиком.
— Там алкаши, надо бы от них избавиться, — Гоша кивнул на стену, за которой бубнил чей-то пьяный смех. — Сделай так, чтобы заткнулись уже, достали страшно. Бутылки им в жопы затолкай, печень сожри, не знаю… можешь тупо всех зарезать.
— Это всё? — равнодушно спросил Джинн, рассматривая стену.
— Ага, — кивнул Гоша.
Джинн поднял руки и стал принюхиваться к полосатым обоям, в дырах его тельняшки качнулись воронёные купола наколок. Гоша покосился на старую, еще сталинских времён бутылку водки, откуда вылезло это чудище, и напряженно сглотнул. Через секунду Джинн утонул в стене и соседи затихли. Примерно через час он вернулся, красный и злой. Устрашающе рыча, с треском разорвал на себе тельняшку, и Гоша узрел огромное СЛОН[5]
через всю его широченную грудь.— Ах ты гнида, — прогремел Джинн, выкручивая кисть побледневшему от ужаса Гоше. Сустав хрустнул, и Гоша завыл от боли. — Стукач, значит?!
Легонько дёрнув, Джинн оторвал Гоше руку, и, перехватив её ближе к локтю, ударил по голове, как дубинкой. Лохмотья кожи оставили на лице хозяина кровавые полосы и удивление. Затем Джинн вырвал из Гоши вторую руку и обе ноги, сложил оторванные члены шалашиком у того на животе и промычал хмуро:
— Пока так.
После этого он наколдовал себе ящик пива, креветок и, довольно улыбаясь, шагнул через стену к соседям.
Изнанка
Максим Кабир
«В квартире тихо, если не считать капающего крана. Стеклопакеты глушат внешние звуки, окна плотно зашторены. Пахнет мандаринами. Позеленевшие, обросшие белой плесенью фрукты гниют на блюдце. Из рюкзака вывалились учебники.
Кап. Кап. Кап.
Телефоны родителей вне зоны доступа. Никого из двух ста друзей нет в сети. Никого вообще нет в сети.
Если верить календарю, прошло две недели с тех пор, как я включился в игру. Детская шалость. Короткий комментарий под моим постом в «Типичном Шестине».
Я подводил итоги ежегодного квеста, выбирал победителей. Задания, как обычно, были связаны с историей города. Отыскать все сохранившиеся здания, спроектированные талантливым архитектором Анатолием Вилле и сфотографироваться на фоне. Или процитировать классическую фотографию Карла Гуннеля. Или просто запечатлеть любимое место в Шестине.
Тот парень, Игорь Кротов, спросил, не участвовал ли я в игре «Изнанка». Я заинтересовался и чиркнул ему в личку. Кстати, комментарий вскоре был удалён, и вряд ли модератором «ТШ».
Кротов, — с размытых фотографий щурится худенький очкарик, — тут же ответил, что «Изнанка» — это такой квест из шести действий, смысл которых станет понятен после выполнения последнего. Я сообщил, что заинтересован, а Кротов пропал из он-лайна и больше не заходил на свою страницу. Вечером мне написал пользователь по имени Дмитрий Спиранов, похожий на Кротова, как брат-близнец. Я даже решил, что они носят по очереди одни и те же очки, с толстыми диоптриями и пластырем на дужке. Ещё их объединяло дурное качество фотографий, отсутствие в профиле личной информации, аудио и видеозаписей, и друзей, и девственно чистые стены».
«Бегло изучив лаконичную страницу, я сразу подумал об опасных забавах типа «Синего кита», и хмыкнул: неужели меня попытаются склонить к суициду? Не сопливого школьника, а взрослого двадцатилетнего парня?
Сообщение интриговало.
«1. Сядь в шестой троллейбус и проедься с закрытыми глазами от адмирала Ушакова до Ваниного тупика. Открывать глаза нельзя!».
«В любое время?» — спросил я, растерянный. И засомневался, не прячется ли за профилем очкарика Спиранова малышня? Чересчур детским было задание.
«Да», — выжал из себя немногословный куратор.
«Ну и как вы узнаете, что я не жульничал?»
«Мы узнаем», — заверил он.