Жуть-2

— О сраных деньгах! Они появляются везде: на рабочем столе отца, в его ботинках, даже в чайной кружке. Я их прячу, но они снова появляются в вещах отца, там, где он ест, работает!

— Димон, ты о каких деньгах? Тех, что спёр у бати?

— А о каких ещё! Чёрт, отец меня убьёт, если их увидит! — Димон плачет.

Ты аккуратно кладёшь трубку на место.

Как поступишь?

Звонишь Гвоздю — на линию 7.

Звонишь Гаре — на линию 8.

Хватаешь колонку и мчишь к заводу в 11.

— 10 —

Ты обо что-то спотыкаешься в прихожей, падаешь, разбиваешь о тумбочку лоб. Кто-то на полу заливается кашляющим смехом. Колонка… ты споткнулся об неё! Она хохочет.

— Ты трус! Вредитель! И ты ответишь за это! Как и твои друзья!

Звонит телефон. Ты хватаешь ртом воздух, сердце вот-вот взорвётся.

Перед тобой выбор:

— ползёшь к телефону, как к спасательному кругу, к реальному миру. Хватаешь трубку и слышишь голос Гари (8).

— дрожащими пальцами снимаешь дверную цепочку и бросаешься в подъезд (13).

— 11 —

По пути к заводу ты встречаешь Грушу.

— Костя, что у тебя?

— Отстань, Паш.

— Не отстану. Дай глянуть.

— Отвянь говорю!

Как же. Груша неумолим. В искусстве приставучести и упрашивания ему нет равных. Он бы выпросил у матери даже дискотечный стробоскоп, если бы знал о существовании подобной штуковины.

Ты протягиваешь колонку. Говоришь:

— На секунду. Я спешу.

— Ух ты! «10АС-318»! У меня такая же недавно полетела. Продай её мне, а?

Ты соглашаешься, и вы идёте домой к Груше (14).

Отказываешься, перелазишь через забор и идёшь к сторожке (12).

— 12 —

В сторожке стоит приятная прохлада. Сторож сидит за столом, на котором лежит синяя спортивная сумка. Он не смотрит на тебя, когда ты входишь.

— Жизнь принуждает человека делать много добровольных поступков, — говорит старик.

Ты хочешь поставить колонку на пол и убежать. Ещё чуть-чуть и сторож бросится на тебя, вцепится в лицо крючковатыми пальцами. Он выжидает, он следит… вот-вот и…

— Меня зовут Ярослав Павлович.

— Костик, — растерянно говоришь ты.

— Поставь её, пожалуйста, на подоконник, Костик.

Точно. У тебя в руках колонка. Ты делаешь, как он просит.

— Эту колонку подарил мне внук. Смышлёный пацан, радиотехникой занимается. А я в этих проводах и детальках не понимаю ничего, — Ярослав Павлович лукаво улыбается. — Внучок мне радио подключал… придётся опять его звать.

— Я вам подключу, — говоришь ты. — Исправлю. Извините… за колонку, за чай, за стёкла.

— Каждый поступок имеет последствия. Порой о них не думают, порой не имеют смелости принять. Ты поступил смело, правильно. Ты пришёл сюда — принял последствия, попытался их исправить новым поступком. А спрятаться… Неосуществлённые поступки часто приводят к катастрофическому отсутствию последствий. А отсутствие — это пустота. Лестница без конца.

— Я думал, вы будете очень злы.

— Я был зол. Очень. Но не захотел принимать последствия этой злобы, поэтому отказался от неё. Садись, — говорит сторож, доставая из сумки банку варенья и коробку чая. — Скучно здесь старику. Поболтаем под чаёк.

Так и происходит. Вы пьёте чай с вареньем и разговариваете.

До дня сноса заводского здания ты часто бываешь в тесной комнатушке. Иногда приносишь мамино печенье и джем.

Ярослав Павлович учит тебя играть в шахматы. А сколько интересных историй он знает! Со счастливым концом.

— конец —

— 13 —

Тебя наполняет липкий тянущий страх.

Это безумие…

Сколько ни спускайся — лестница не кончается. Сколько ни поднимайся — лестница не кончается. Ни вечно подпёртой камнем подъездной двери, которая закрывается разве что зимой, когда вонь от алкашей, стариков и котов отступает под крепким морозом. Ни ведущего на крышу ржавого люка. Ни сколотых бетонных ступенек.

Это не твой подъезд…

Только чёрные стены и заколоченные двери. И ступеньки из закопченного стекла.

— Груша, — зовёшь ты. — Гаря. Димон. Гвоздь.

Шёпот, смех за перечёркнутыми гнилыми досками дверьми. Твои друзья отвечают тебе, разом, их голоса визгливы и надрывны, ты не понимаешь ни слова. Пытаешься подойти поближе к одной из дверей, прислушаться, разобрать. От чёрного прямоугольника тянет противным холодком — так леденит могильный камень.

— Мы нюхали клей с тринадцати… я не знал… а потом не мог… — говорит одна дверь.

— Мы пили на типографии… а тот мужик… он крикнул на Дёму… он первый… а у меня был нож… — шепчет другая.

— У меня были деньги, чтобы купить их… но взять незаметно… так просто… мне казалось, что меня никогда не поймают… — третья.

Ты не знаешь эти голоса.

Ты знаешь ВСЕ.

Тяжело дышать, сил не осталось. Каждый новый шаг, каждый удар сердца загоняет в мозг иглы боли. Вверх или вниз. Нет выхода. Как мост в одном ужастике, который нельзя перейти — он удлиняется и удлиняется…

А потом становится тихо.

Перед тобой — приоткрытая на два пальца дверь. Через щель льётся пыльный желтушный свет. Ты слышишь какой-то скребущий звук. Когти? Зубы?

— Входи! — говорит голос.

Твой собственный голос…

Ты открываешь дверь и шагаешь в пыльную желтизну Раскаяния.

— конец —

— 14 —