Жвачка и спагетти

Потрясенная Валерия закрыла глаза, ожидая, что сейчас произойдет нечто неслыханное: разверзнется земля, упадет водородная бомба, или десант небесного воинства обрушится на Верону, но ничего не произошло, и она открыла глаза, решив немедленно вернуться в отель, оставив этого человека, в котором она так ошиблась. Только подумать, что еще на той неделе она уверяла Клементину Огилви из консервных Огилви, что Сайрус А. Вильям показал себя самым преданным женихом, и что из него выйдет самый послушный муж! Что скажет Клементина, если свадьба расстроится! Во всяком случае, Валерии нечего стыдиться, вся вина падет на этого Лекока, которого воздух Италии превратил в дикаря и которого мисс Пирсон теперь ни за что не изберет себе в супруги. За ней стоял целый строй властных женщин, поддерживая ее в борьбе, ибо из поколения в поколение в роду Пирсонов мужчины были под башмаком. Валерия сделала несколько шагов в том направлении, где, как ей казалось, находился отель, но очень скоро остановилась, сообразив, что эти проклятые итальянцы говорят на непонятном языке, и в случае чего ей не у кого будет спросить дорогу. Затаив бешенство, она вынуждена была остаться с вероломным Лекоком и ждать, пока он доведет до конца свой спор с этой парочкой, в котором, как ей казалось, перевес был на его стороне.

Выведенный из себя цинизмом Ланзолини и Мики, Сайрус А. Вильям, покинув тесные пути логики, пустился в туманные обличения:

— Слушайте меня оба: вы еще не вышли сухими из воды! Ибо вы знаете, Ланзолини, старое правило: виновен тот, кому преступление выгодно, а именно вам устранение покойного дало больше, чем кому-либо!

— А что оно мне дало, синьор?

— Его жену!

— Она и так была моей, синьор…

Сайрус А. Вильям не мог не признать, что логика на стороне Ланзолини. Уязвленный, он сердито обратился к Мике:

— А вы? Или, скажете, смерть вашего мужа не принесла вам свободы?

Хорошенькая вдова простонала:

— Ну за что вы так злы на нас, синьор?

— Я не терплю, чтоб мне лгали!

— Я не лгала, синьор, и когда решила, что Орландо разлюбил меня, я и правда хотела умереть!

— Недолго вы этого хотели!

— Правда, недолго, синьор! К счастью для него и для меня…

Она замурлыкала, как кошечка, потому что Орландо нежно обнял ее, объясняя между тем американцу:

— Я и не знал, синьор, как сильно люблю Мику, и первым моим побуждением было выпутаться из осложнений, которыми грозила смерть ее мужа, но едва вы с комиссаром ушли, мне стало стыдно… Тем не менее я крепился целый день, а потом все же пошел к ней. Она ждала меня… остальное не имеет значения. В Вероне, синьор, когда люди любят друг друга, а погода такая чудесная, чего еще желать?

Воспоминание о Джульетте смягчило сердце Лекока.

— Ладно… только имейте в виду, что, пока убийца Росси не обнаружится, вы все-таки остаетесь под наибольшим подозрением.

Ланзолини беспечно пожал плечами:

— Что поделаешь!

— Заметьте, если вы говорите правду, вам нечего опасаться, но, честно говоря, я думаю, что вы лжете, Ланзолини.

— Думайте что хотите, синьор… Вы нас извините, но мне надо проводить Мику домой.

Они двинулись было, как вдруг синьора Росси спросила:

— Синьор, а кто эта сердитая дама?

— Моя невеста.

— Вы на ней женитесь?

— Так надо…

— Тогда желаю вам счастья!

И на глазах мисс Пирсон, окаменевшей, как жена Лота, оглянувшаяся на Содом, Мика бросилась на шею Сайрусу А. Вильяму и расцеловала его в обе щеки. Орландо и его возлюбленная так быстро исчезли в толпе, что не слышали необычайного вопля, которым Валерия выражала свое негодование, слишком сильное, чтоб его могли выразить английские слова — по крайней мере, те, которые она знала. Это было нечто среднее между рычанием тигра, карканьем ворона и пронзительным криком совы. Какой-то папаша, проходя мимо с сыном, подскочил на месте, а ребенок в ужасе заревел. Что касается Лекока, то он, как истый спортсмен, всегда готовый отдать дань восхищения всякому рекорду, не мог не заинтересоваться, каким образом его невесте удалось достичь такой силы звука. Он рассудил, что только приступ болезни или острая боль могли привести к такому удивительному результату.

— Вам нехорошо, Вэл?

Мисс Пирсон, близкая к истерике, вместо ответа издала вопль, не менее мощный, чем предыдущий. На этот раз прохожие остановились, а к Лекоку подбежал полицейский:

— Это вы развлекаетесь, изображая сирену?

— Нет, это она.

— Вы ее знаете?

— Это моя невеста.

Полицейский окинул взглядом Валерию и заключил:

— Странный вкус… А впрочем… Что у нее?

— Куча долларов.

— Виноват?

— Вы спрашиваете, что у нее соблазнительного?

— Да нет же, нет, синьор, я спрашиваю, почему она так ужасно кричит?

— От радости.

— Да?

Полицейского это, казалось, не удовлетворило, и Сайрус А. Вильям изменнически добавил:

— Она американка…

Представитель порядка немедленно заулыбался:

— Ах, вот оно что…

И, разгоняя зевак, весело объяснил:

— E un' americana!