Зигги Стардаст и я

Планета взрывается. БУ-У-У-УМ. Бутылочные ракеты, огненные шары, хлопушки, гигантские пороховые заряды ВЗРЫВАЮТСЯ – БАМ-БАМ-БАМ и ПАФ-ПАФ-ПАФ и разлетаются сквозь дым, проносясь мимо моей головы, попадая в легкие, крутясь в огне, заворачиваясь вокруг безумным вихрем. Я застыл, застрял во времени, а мир умирает. Пытаюсь сделать вдох, хоть чуточку…

Падаю на землю. Грохот фейерверков сливается с криками о помощи. Я уже не разбираю, что из них что.

Уэб склоняется надо мной. Его лицо: потрясенное, закаменелое, свирепое.

– Держись! – кричит он.

ЧТО? НЕ МОГУ… Не могу дышать. Помогите. Как больно. В сознании мелькает альбом картинок: поездки на Стингреймобиле, молитвы Зигги, трепещущие мамины ресницы, веснушки Старлы, зеленые марсианские поцелуи тети Луны, Уэб…

– Посмотри на меня!

Пытаюсь сфокусироваться. Пытаюсь вдохнуть.

– Дыши вместе со мной! – кричит он. – Вдох-выдох. Вдох-выдох, и…

НЕТ!

Из теней выскакивает рожа Хэла, нависает над Уэбом сзади. Полное затмение. Крыса хватает его за волосы и рывком запрокидывает голову. Улыбка Уэба искажается, и пронзительный крик разрывает мне сердце. Он лягается, машет кулаками, хватает за руки Хэла, который стискивает его волосы. Миг – и его нет. Пропадает в тенях.

Надо мной воздвигается отец. Он пронзительно кричит, вызывая из преисподней демонов, но я не слышу слов.

Подхватывает меня на руки.

Иду по небу.

Мир болтается и пляшет, как йо-йо.

Больше ничего не помню.

Часть третья Один

Не важно, кем или чем ты был… Я тоже хлебнул сполна, Я помогу тебе облегчить боль. Ты не одинок.

Зигги Стардаст

49

11 июля 1973 года, среда

Прошла неделя. Наверное.

Передо мной то и дело мелькает его лицо. Разбитое. Не то, которое я на самом деле хочу видеть. Оно появляется даже тогда, когда глаза закрыты. То есть в последнее время почти всегда.

Не знаю, жив ли он. Не могу спросить. Не могу выходить из дома. Не могу.

Я и сам едва выжил. Вторжение Атакующей Астмы едва не одержало победу. Я мало что помню. Вся прошлая неделя как во сне.

Шесть дней назад:

Мои глаза открываются. Я в постели. Все вокруг белое. Поначалу кажется, что я в своей спальне. А потом, что умер. А потом задаюсь вопросом, способны ли думать мертвецы.

Приподнимаю голову, но едва-едва, потому что ощущение, словно кто-то разбил ее о бетон. И роняю обратно.

Входит какая-то женщина во всем белом. Помада на ее лице кажется слишком красной. Странно.

– Ну, привет-привет, – говорит она и бодро подмигивает. Если бы мог поднять руку, врезал бы ей.

– Я умер? – приходится задать этот вопрос целых три, блин, раза, прежде чем прорезывается голос.

Она смеется и говорит:

– О нет, миленький! Ты очень даже жив. Однако здорово нас напугал.

Не понимаю, что смешного. Весьма логичный вопрос, учитывая все белое, и я не знаю… Во всяком случае, наверное, я надеялся на другой ответ.

– Жизненные показатели прекрасные. – Слышу тем временем. – Давление в норме, дыхание стабилизировалось, снимки чистые.

Сперва думаю, что она разговаривает со мной, но потом вижу, что за ней стоит кто-то еще, стоит и пишет на планшете. Мне кажется, это Уэб: длинные черные волосы. Пытаюсь вскочить, но не могу шевельнуться.

– Привет, Джонатан. Ты выздоровеешь, все будет хорошо.

Доктор Эвелин. На ней белый вязанный крючком свитер, и она напоминает кружевную салфетку.

Потом вижу папу, ссутулившегося в кресле в углу, тяжело дышащего. Комок серой бесформенной глины. Единственный во всем этом Сладком Королевстве, у кого на лице нет радости.

Три дня назад:

Глаза открываются. Хочу пить. Нет, не просто хочу. Изнемогаю от жажды. Наверное, заблудился в пустыне. На всю жизнь.

Я один в палате. А, нет, не один. Кто-то стоит. Когда подходит ближе, у меня останавливается сердце. Хэл. Его лицо: искалеченный шедевр Пикассо, покрытый неровными синяками и с повязкой на левом глазу. Тот уродливый шрам на щеке изгибается в улыбке.

Сердечный монитор заходится паникой.

– Вижу, я тебя по-прежнему волную, – шепчет он.

Пытаюсь закричать, но голоса как не было, так и нет. Разве здесь не должно быть какой-нибудь кнопки, которой вызывают медсестру, или…

– Эту штучку ищешь? – Оказывается, он держит ее в руках. – Не беспокойся, я ненадолго. Просто хотел поздороваться и сказать, что тебя на озере ужасно не хватало. И еще… – Наклоняется ближе, так что его язык цепляет мое ухо. – Видишь, что случается, когда ты меня подводишь? – Отстраняется. – Кажется, его последними словами были: «Не надо, пожалуйста, не надо!» Ц-ц-ц! Ай-яй-яй! Никуда не годное последнее слово!

Я бросаюсь вперед, но он отпрыгивает. «Это неправда, тебе это с рук не сойдет!» – хочется крикнуть. Но не могу. Сердечный монитор принимается неистово пищать. Вбегает медсестра, за ней другая.

Хэл вскидывает руки.

– Не знаю я, что случилось! Он попытался обнять меня, и…

– Все в порядке, мы уже поняли, – говорит сестра. – Возможно, вам стоит ненадолго выйти из палаты, сэр.